Читать книгу "Сама виновата - Мария Воронова"

Дым оказался пронзительно-горьким, и Полина закашлялась.

– Говорю ж, больно крепок.

– Мне просто надо успокоиться.

– Ты, дочка, известие какое получила? Умер кто?

Она энергично помотала головой.

– Хорошо. Ну тогда все наладится помаленьку. А пока держись. И гильзу примни, все оно помягче будет.

– Спасибо.

Со второй затяжки дым показался не таким отвратительным, и Полине подумалось, что курение «Беломора» довольно стильно смотрится со стороны.

Нет, не из страха она не может позвонить журналисту. Это она искусственно взвинчивает ситуацию, набивает себе цену, ах, какая молодец, не испугалась КГБ, прорвалась к свободе сквозь их могучий кордон, но времена сейчас гуманные, никто не станет бросать ее в застенки за один звонок иностранному гражданину. Как бы она ни кокетничала сама с собой, этой угрозы не существует. Максимум, как накажут, – это перекроют дорогу к публикациям в СССР, но после смерти старого гада их и так не будет.

Риск минимален, и дело совсем в другом. Для того успеха, который ждет ее за рубежом, ей нужно сделать самую малость: предать свою страну. Ну да-да, она скажет только правду и ничего, кроме правды, и все так и есть – свободу слова душат, талантам затыкают рты, предают забвению за любое слово, расходящееся с линией партии или просто по прихоти влиятельных людей. Она нисколько не погрешит против истины, поведает миру свою настоящую историю, и все равно это будет нехорошо.

Непонятно почему, но нехорошо. Это, наверное, из той же серии необъяснимое чувство, как люди хотят мира, а когда начинается война, все равно идут воевать. Знают, что если никто не пойдет, то и войны не будет, но все равно идут.

Полина затянулась довольно глубоко и поймала на себе одобрительный бабкин взгляд. Подмигнув, та выбросила окурок в урну и скрылась за дверьми почты.

Вдруг раздался грохот, и из водосточной трубы прямо под ноги Полине высыпалась целая груда серого льда.

Совсем скоро наступит весна… Неужели она встретит ее на другой стороне земного шара, если перешагнет этот барьер? Полина усмехнулась. Самой не верится, что у нее в душе есть еще барьеры, которые нужно перешагивать.

Конечно, преодолеет она это досадное препятствие, только это случится не сегодня.

Кто-то оставил в парадном на подоконнике между ее этажом и предыдущим коробку, из которой доносилось слабое мяуканье. Полина заглянула. Там тыкался во все углы серый котенок, совсем маленький, но уже зрячий.

Она поморщилась, потому что не любила кошек. Ничего, по их лестнице живет много народу, обязательно найдется сердобольный человек.

Быстро поднявшись на свой этаж, Полина вошла в квартиру и взглянула на часы. Только восемь вечера, еще не все вернулись с работы, так что точно кто-то возьмет, а если и нет, то она ни в чем не виновата. Пусть совесть мучает тех, кто распихивает котят по чужим парадным, а у нее и без этого есть над чем подумать.

И главная мысль: идти ли в суд?

Вскоре после смерти Пахомова к ней приходил какой-то дальний потомок Чингизхана, представившийся сотрудником уголовного розыска, и выспрашивал насчет дебоша Фельдмана и ее действий по этому поводу.

Что ж, Полина рассказала ему правду, но далеко не всю. В частности, утаила, что Семен оскорблял ее не просто из пьяного куража.

Она писала стихи с четырнадцати лет, а в пятнадцать стала рассылать их по редакциям. Чаще всего ей вообще не отвечали, но из ленинградского журнала вдруг пришел пространный ответ, в котором редактор писала, что у автора безусловно есть потенциал, но данные стихи совсем незрелые и не годятся к печати. Она советовала автору работать над стилем и над своими эмоциями, учиться более четко понимать собственные мысли и расширять словарный запас, а также искать другие темы для вдохновения, кроме неземной любви. Когда копилка жизненного опыта Полины обогатится важными событиями и глубокими переживаниями, то у нее получатся стихи, способные тронуть сердце читателя, предполагала редактор, а пока она не может предложить материал к публикации, но настоятельно советует автору не прекращать литературных занятий. Письмо было подписано «Наталья Моисеевна Фельдман».

Почему-то этот доброжелательный ответ взбесил Полину больше глухого молчания других редакций. Чем чаще она перечитывала письмо, тем более уязвлял ее снисходительный тон и менторские замечания, ей казалось, Фельдман хочет не поддержать молодое дарование, а повыпендриваться на ее фоне, ощутить свою силу и власть. Да, ты талантливая, а я не желаю тебя печатать и не буду, потому что могу. Лучше поделюсь своими советами, и плевать мне, что ты их не просила!

Полина зачем-то сохранила это письмо и время от времени перечитывала, поэтому ненависть к Наталье Моисеевне не утихала в ней.

Все изменилось в выпускном классе, когда Пахомов взял ее под свое крыло.

Мечта сбылась, на нее обрушилась слава, почести, Полина купалась в них, погружалась с головой, но счастье почему-то не приходило.

В одночасье став знаменитой, Полина осталась самой собой, и это осознание, что в любых обстоятельствах она это все равно она, вызывало грусть и тоску.

Тут обнаружилось, что ее редактор в журнале не кто иная, как Наталья Моисеевна Фельдман, и она совсем забыла про письмо, когда-то отправленное неизвестной девочке.

Полина улыбалась этой худенькой немолодой женщине, слушала ее рассказы про цветы, которые она обожает и выращивает на работе, потому что дома они не растут из-за того, что окна выходят на неправильную сторону, и могла думать только о том, какая перед ней лицемерная сука.

Первые несколько публикаций прошли гладко, а когда настало время готовить новую, Полина бросила на стол Фельдман те самые стихи, которые редактор в свое время удостоила своим презрением.

Наталья Моисеевна взяла их и отредактировала, и, в общем, это пошло стихам на пользу, но Полину душила обида – почему нельзя было сделать это тогда? Это бы заняло у Фельдман даже меньше времени, чем написание ответа с отказом!

И она взорвалась, при всех швырнула в лицо Наталье Моисеевне то старое письмо.

– Стихи ж незрелые! А теперь резко созрели, значит?

Фельдман пыталась что-то возразить, но Полину занесло. Она заявила, что Наталья Моисеевна видит хорошие стихи, только когда ее носом ткнут влиятельные люди, и сорок лет сидит на одном месте, не поднимая жопы, только для того, чтобы уничтожать талант в любом его проявлении, сама серость и все стремится сделать серостью. И много чего еще обидного наговорила.

Потом ей стало стыдно. Ну как стыдно… Немного неприятно. Все-таки она позволила себе лишнее.

Пока Полина выступала, никто из присутствующих в комнате ее не остановил, та же Ирма Борисовна сидела тихо, как мышка. Наверное, если бы Полину вовремя окоротили, все бы на этом и кончилось, но Наталья Моисеевна не вытерпела публичного унижения со стороны вчерашней школьницы при молчаливом согласии коллектива. Она потребовала от Полины извинений, та отказалась, и тогда от редакторши последовал ультиматум – или Полина больше не печатается в их журнале, или она уходит на пенсию.