Читать книгу "Кукла затворника - Ольга Володарская"

— Как вы восприняли два этих известия?

— Спокойно. Мать мне было не жаль, а ее зассанная халупа мне без надобности.

— Не обидно, что она подумала не о вас, своей кровиночке, перед смертью, а о постороннем человеке? — Зоя покачала головой. — И на Павла вы не разозлились?

— Мои обижалка и злилка перегорели давным-давно. По отношению к ближайшим родственничкам точно. Мне на них было плевать с высокой колокольни.

Василий ей не поверил. Если бы Зое было все равно, она не следила бы за жизнью Павла. И не купила бы втридорога его квартиру.

— Знаю, о чем вы подумали, — проговорила Зоя. — Думаете, что равнодушный человек не стал бы зацикливаться на этой квартире, а приобрел бы другую, в лучшем состоянии. Но я влюбилась в нее еще подростком. И не только в жилплощадь, в сам дом. Я думала о том, что если бы моей матерью была не Алла, а жена Евгения, то я росла бы в дивном месте, каталась на лифтах, носилась по огромным комнатам…

Звучало правдоподобно. И все равно Василий сомневался в искренности Зои.

— То есть к Павлу вы не испытывали никаких негативных эмоций?

— Никаких.

— Тогда почему продолжали следить за его жизнью?

— С чего вы взяли, что я?..

— Вы в курсе того, что его убили.

— Но мне об этом сказали вы!

— Ничего подобного.

Она стала лихорадочно вспоминать, с чего начался разговор, но, убедившись в том, что Вася прав, сникла.

— У меня был друг, — с другого конца начал подступаться к ней Барановский. — Почти брат. Мы с детского сада вместе не разлей вода. В один институт поступили. По окончании устроились в органы. Только я стал честным ментом, а он настоящим оборотнем в погонах… — Василий сочинял на ходу. Не было у него такого друга-брата. Но операм постоянно приходилось что-нибудь выдумывать, чтобы разговорить свидетеля. — Наши пути разошлись после одного крупного дела. Мой друг подтасовал улики, чтобы отмазать одного и подставить другого, невиновного. Его повысили после этого. Приблизили к кормушке. Я не возненавидел его. И зла ему не желал. Но все ждал, когда восторжествует справедливость. Поэтому следил за его карьерой и личной жизнью.

— И как? Восторжествовала?

— Я надеялся, что его прищучат, и только. Но моего друга убили. За дело, понятно, и все равно… Жаль его. А вам Павла?

— Нет. Мне все равно, умер он или нет. Но я, как и вы, зла ему не желала. Просто постоянно сравнивала себя с ним. Иногда меняла нас местами. Представляла, каким он стал бы, окажись в моих условиях. И наоборот.

— Павел ничего в жизни не добился, тогда как вы преуспели. Это грело вам душу?

— Пожалуй.

Зоя пристально посмотрела на часы, висящие на стене. Очередная диковинка из муранского стекла или хрусталя, поди разбери. Василий понял намек. Поговорили, пора и честь знать. Уже полчаса он находится в квартире госпожи Одинцовой. А она с работы пришла и хочет принять душ, поесть, поваляться… Да просто побыть в одиночестве! Вася сразу понял, что она очень им дорожит. У Зои нет семьи. Нет кошки или собаки. Даже прислуги. Да, кто-то приходит, чтобы привести в порядок дом, но не живет в нем. Зоя обитает в квартире совершенно одна.

— Последний вопрос задам и откланяюсь, — сказал Вася. — Вы сказали, что виделись с братом три раза. В далекие девяностые, на «смотринах»… Когда в последний?

— При подписании акта купли-продажи этой квартиры.

— То есть после этого вы?..

— Не контактировали. О смерти Павла мне сообщила все та же помощница. Она на меня больше десяти лет работает.

Сказав это, Зоя поднялась с кресла и нависла над Василием. Он тоже встал, но к дверям зашагал не сразу. Сначала спросил:

— Вы отдаете себе отчет в том, что являетесь ближайшей родственницей покойного?

— Да. Мы были единокровными братом и сестрой. И что из того?

— Если вы это докажете, то сможете претендовать на его имущество.

— На кошатник-бомжатник моей матери? — скривила рот она.

— Квартира приведена в порядок. И она даже до ремонта стоила несколько миллионов рублей. Я уже не говорю о его коллекции кукол…

— Да, я ее помню. Вот в этой самой комнате стояла старая югославская стенка, а в ней сидели куклы. Красивые, кстати сказать. Только я к ним равнодушна, мне с детства плюшевые зверушки нравятся.

На том и закончили.

Сменив тапки на кроссовки, Вася попрощался с хозяйкой и покинул квартиру.

Спустившись вниз на одном из двух лифтов, Барановский проследовал мимо важного, как гусак, консьержа к выходу. Спустившись с высокого крыльца, окинул взглядом дом. Да, солидный. Но Вася в таком жить не стал бы. И не из-за того, что коммунальные платежи сожрали бы половину зарплаты. Ему хотелось покоя, тишины и простоты. Поэтому так хочется поселиться в скромном домике на берегу моря. Выходить по утру на крыльцо с чашкой чая, чесать голое пузо и слушать шум волн…

Но насладиться воображаемой картиной Василию не позволил телефонный звонок.

— Слушаю, — бросил в трубку он.

— Ты где? — Это был Слава Добронравов.

— На Кутузе.

— Чего ты там забыл?

— Беседовал с гражданкой Одинцовой. Зоей Александровной. И живет она в квартире…

— Павла Евгеньевича Иванова?

— Точно. Как ты догадался?

— Я запросил сведения о ней, и вот мне их прислали. Сижу, просматриваю. В собственности у госпожи Одинцовой только одна хата. В ней она прописана с юности, то есть с тех времен, когда ее удочерили. Но ее фирма владеет хреновой тучей недвижимости. В том числе квартирой покойного кукольника. Умная Зоя на себя ничего не оформляет. С нее практически нечего взять. Разве что «Мерседес».

Василий направился к своей машине. Его «Хёндай» на фоне элитных тачек жильцов и их богатеньких гостей смотрелся гадким утенком. Но Барановскому было не стыдно за свою машину. Надежная, удобная, относительно экономная. Неказистая, да. Но вот стоит «Гелендваген». Разве он красив? Урод уродом. А стоит как пять его «Хёндаев».

— Чем занимается фирма Зои? — спросил Вася у коллеги, когда приблизился к своему «гадкому утенку».

— Сдачей коммерческой недвижимости. В основном это складские помещения, но есть и офисы, часть которых переделана из квартир.

— Откуда только деньги взяла на покупку всего этого?

— Приемный отец Зои в девяностые на халяву земли накупил, на ней контейнеры разместил и стал их сдавать. Когда в стране относительный порядок навели, их убрать велели. Поставить нормальные павильоны. Он не стал этого делать. Забил. А вскоре погиб. Но дочка не растерялась. Из шлакоблоков наляпала ангаров для хранения всякой всячины. Часть продала, с долгами расплатилась, остальное себе оставила.