Читать книгу "Бераника. Медвежье счастье - Ива Лебедева"

Как рассказала потом всхлипывающая Крис, за обедом какой-то мрачный и недовольный Шон вдруг заявил, мстительно глядя в тарелку к Эми:

— Сама лягушек ешь, а туда же! Что, не знала? Глупая потому что! И раззява! Все давно знают про мамин пруд, одна ты курицу от жабы не отличишь!

— Каких еще лягушек?! — Эми уронила ложку и посмотрела в тарелку с ужасом. — Какую жабу?!

Как назло, Лисандра, который не преминул бы дотянуться и дать маленькому пакостнику легкий подзатыльник, за столом тоже не было.

Так что Шон лишь довольно зло прищурился и противным голосом поведал сестре про нашу «жабью ферму» на другом берегу запруды и про то, что она дура, с самой весны не догадалась, а куры наши при всем желании не строчат цыплятами с такой скоростью, чтобы их чуть ли не каждый день варить, а курятник все полон.

Я как раз зашла в комнату во время его последнего спича.

— Шон! — возмутилась, видя, как побледневшая девочка, бросив на меня затравленный взгляд, зажала рот ладошками и опрометью выскочила из-за стола.

— А пусть знает! — маленький негодник упрямо набычился и ни в какую не захотел ни мириться с рыдающей сестрой, ни объясняться со мной.

И с этого момента в него как бес вселился — был милый послушный ребенок, а стал чертик-наоборотка. И ладно бы просто спорил и вредничал — так он ведь назло стал делать то, что категорически запрещено, потому что опасно.

Поначалу я не придала этому большого значения. У детей такое бывает, и надо просто переждать, как осеннюю непогоду.

Что поделать, растет мелкий, а общения со сверстниками ему не хватает. И загружен он меньше всех, остальным просто некогда дурить, и сил на это нет — упасть бы носом в подушку и отоспаться!

Лис все время занят серьезной работой по дому, а Шону, хотя он и тянулся за старшим братом, быстро надоедало помогать там, где надо монотонно делать одно и то же. Девчонки же сынуле явно опротивели с их материнским инстинктом и вечным присмотром.

Я, как могла, старалась его занять. Лепила ему страшных зверей-динозавров из глины, выжигала раскаленным концом кочерги буквы на деревянных кубиках, которые напилили мы с Лисом. Учила различать звериные следы по первому снегу.

Но этого всего было недостаточно — я не могла выделить больше часа в день, зима неумолимо накатывалась на заимку темными стылыми ночами и все теснее сжимала клыки вокруг крошечного и такого хрупкого нашего благополучия.

Если бы знала, чем это кончится, забросила бы к чертям свои попытки наладить связь с селом так, чтоб не приходилось выходить из леса, плюнула бы на лихорадочную заготовку дров и хвороста, на сбор рябины, калины и прочей клюквы.

Но я решила, что раз научилась в последнее время чувствовать более-менее, где именно шастает по лесу недалеко от дома каждый из детей, то сторожить их круглые сутки уже не надо. Успею, если что… да и учую заранее, если кто маленький и вредный полезет в осыпающийся овраг или решит прогуляться по только-только замерзшему пруду.

Ну и девчонки у меня ответственные вроде бы. Даже за вредным братиком приглядывают. Правда, Крис уже пару раз рыдала, когда сердитый Шон обзывал ее противной ябедой, и они даже подрались. Но это все не смертельно…

Было. До того момента, как я набрела в лесном болоте на особо клюквенное место и так увлеклась, что не сразу отреагировала на тревогу и странный озноб — думала, что просто замерзла.

Когда я спохватилась, грудь уже леденела от дурного предчувствия. Со всех ног кинувшись домой, я лихорадочно напрягала на бегу чутье, пытаясь определить, где находится каждый из детей.

Лис за оврагом, он вчера там пилил последний сухостой. Кристис и Эмилина во дворе. А Шон?!

Глава 34

— Выходь, ведьма! — гаркнул здоровенный мужик с косматой бородой, торчавшей из тулупа, как старая метла. — Выходь, а то удавлю твоего щенка, тока шейка его цыплячья скрипнет!

Подонок держал за шиворот обморочно обмягшего Шона и стоял шагах в тридцати от того места, где кончался лес. Ребенок не пытался сопротивляться, но был в сознании и смотрел прямо перед собой широко раскрытыми пустыми глазами.

Какая же я дура… Да, чужой взрослый человек с дурными намерениями не войдет в мой лес. А вот ребенок — крестьянский мальчишка, ровесник Шона, которому рассказали сказочку, дали пряник и предложили пригласить барчука из леса в гости, пройдет свободно до самой заимки. И позовет. И выведет.

Он ничего плохого и не хотел. Вон, подвывает с перепугу за первым деревенским плетнем, куда его отбросили, как ненужного кутенка, когда два здоровых мужика накинулись из засады на вышедшего из-под защиты неведомой силы сына.

После того как меня едва не поймали в селе, караульные из комендатуры перестали приходить. Один раз с опаской навестившая меня Астасья мельком сказала, что вроде как часть солдат гарнизона ушла куда-то за Хребет на учения, и с ними Шилов. В его отсутствие никто не стал гонять караульных к бесу на рога в странный лес. Да и вообще… нынче власть опять у «сельской администрации».

Теперь я стояла на тропинке в шаге от границы и понимала, что помощи ждать неоткуда.

— Выходь-выходь, цучька, — подхватил мнущийся тут же староста. Его самодовольная медная рожа аж лоснилась от удовольствия. — Щас, барин, вылезет, никуда не денется. Гнат, тряхни цученка, шоб заорал, на баб энто лучшим макаром действует!

Я резко выдохнула и шагнула вперед, так, чтобы выйти из-за заснеженной ели раньше, чем эта скотина с бородой успеет причинить вред ребенку. И прищурилась — разглядела наконец, кого так почтительно и раболепно называет барином староста.

— Леди, я всего лишь хочу поговорить с вами, — высокий мужчина в дорогом плаще, подбитом мехом, откинул с головы капюшон и в упор посмотрел на меня бледно-голубыми глазами из-под прямых, сошедшихся на переносице бровей.

Он был бы даже красив, этот аристократ до мозга костей, если бы не равнодушно ледяной, рыбий какой-то, взгляд, от которого у меня по спине побежали мурашки.

— Сначала отпустите ребенка, — я старалась говорить спокойно и негромко. И даже голос не дрожал, надо же.

— А навоза на лопате те не надо?! — издевательски выкрикнул староста, прожигая меня ненавистью, но тут же подавился и даже отступил на шаг, получив от аристократа ледяной и злой взгляд.

— Как только вы подойдете сюда, ребенка немедленно отпустят, даю вам слово, — пообещал он и кивнул бугаю с бородой. Тот поставил Шона на утоптанный снег, но не отпустил, держал за ворот сшитой мною стеганой курточки.

Я с самого начала понимала, что мое положение безнадежно. И все равно продолжала надеяться на что-то, пусть даже на чудо. Не сдаваться до самого конца — я так всю жизнь прожила. И ведь были случаи, когда помогало.

Шаг, еще шаг. Я чувствую спасительную границу леса кожей и на секунду замираю, останавливаюсь, прежде чем шагнуть в последний раз. Смотрю на Шона — сын молча плачет, блестящие слезы частыми горошинками катятся из широко открытых глаз, но губы плотно сжаты, ребенок не издает ни звука, даже не всхлипывает.