Читать книгу "Эллинороссия - Дмитрий Володихин"

– Не то.

Нам уже встретилось два таких, правда, не столь впечатляющие. А «сердце» бывает только одно.

Вычурно изгибающаяся тропа?

Необычно прямой ручей? Точь-в-точь маленький канал…

– Есть!

Собственно, я так и думал.

Мы взяли с собой лопату, лом, топор и молот. Что-то из этого должно было пригодиться как орудие разрушения. Так и есть: нам понадобится топор.

Я указываю остальным на древний ягодный тис. Он гораздо ниже кипарисов, но именно тис здесь старший, словно кряжистый воевода среди стратиотов-эфебов. Его старшинство неоспоримо; он здесь один; и это – дерево-символ. К тому же, до крайности поганое дерево. Особенно для тех, кто его не знает.

Ствол тиса, не столь уж толстый, изувечен глубокими бороздами. Сначала мне показалось, что сплелись разом три или четыре дерева. Но нет, просто тысячелетия нанесли свой узор на кожу тиса.

– Лобан, придется тебе сбегать в замок. В нашем снаряжении есть матерчатые маски. Возьми четыре, смочи в воде и принеси сюда. А с ними прихвати три пары перчаток.

– Ты чуешь какую-то магию, старшой?

– Пока – никакой магии. Разве только дурацкая улыбка у тебя на роже вызвана очень древней магией этого места… Мы имеем дело с ягодным тисом – деревом, у которого ядом пропитано всё, от коры до иголок, и еще яд летает вокруг него, пусть и очень легкий, почти незаметный яд.

Лишних вопросов больше я от него не слышал.

– Что здесь было прежде? Вы говорите – огромная технэма. Но где она?

– Вся эта роща – одна большая технэма, отец Василий. Притом очень древняя. Здесь обучали хранителей знания. Люди регины Мэб не любили записывать знание. Они заучивали его наизусть. Деяния предков, философию, врачевание, малую магию… Учеников собирали тут и целыми днями держали в роще. Им становилось хорошо, просто чудесно. И знания откладывались у них в головах так легко, так быстро! Вот только есть, спать, испражняться и мочиться им позволялось лишь после того, как они покинут рощу. А там их настигала смертельная боль. Полагаю, многие умирали, не выдерживая.

Священник воззрился на меня с недоверием. На его лице было написано: «Как? Зачем понадобилась такая глупость?» Действительно, к чему, казалось бы, гробить тех, кого только что обучили, тех, кто нужен народу Мэб, как хлеб, вода и воздух? Но ведь это, господа, не Империя. Это совсем другое общество.

– Не удивляйтесь. Мэб говорила от имени древних существ, коих здесь почитали богами. Она требовала платить за всё, в том числе и за знание. Боль – маленькая плата. Смерть – большая, достойная плата. Ну а смерть сильного ученика – плата прекрасная, вызывавшая радость у всех присутствовавших. Это госпожа Мэб, отец Василий. Это госпожа Мэб… Учителя, заметьте, никогда, ни при каких обстоятельствах не покидали рощи. Наверное, если произвести раскопки, отыщется место, где стоял их терем…

Когда явился Лобан, я совершил ошибку. Кажется, единственную в тот день, но очень неприятную.

Чуть промедлил.

Забыл, что Ксения у нас по характеру – мужик в кокошнике. Даже одевалась когда-то в мужское платье и воевала в Леванте как простой боец. Цены бы ей не было, не пытайся она на каждом углу показать, до чего сильная и храбрая, мужчинам всяко не уступит.

Хвать за топор моя девица-красавица, бац по тису и… бряк в обморок.

– Оттащи шагов на полста, – велел я Лобану. – Авось расчухается.

Спешка, знаете ли, хороша при ловле блох.

– Читайте «Отче наш», – говорю священнику.

– Сколько раз?

– Сотни раз. Возможно, тысячи. Пока мы не срубим и не спалим это чудовище, – указываю на тис.

Бью!

И сразу после удара мне словно вгоняют большой железный гвоздь в макушку.

Ох ты!

Не хочет умирать сердце технэмы. Кусается.

Бью!

И еще. И еще. И еще. И еще.

В горле у меня появилась резь. Надышался тисовой свежатинки! Голова превратилась в колокол, и звонарь нещадно лупит языком то по темени, то в висок, то между глаз.

И еще. И еще. И еще.

Кажется, стало темнее…

Очнулся я бог весть когда. Рядом лежит Лобан, а по тису молотит, едва держась на ногах, Ксения.

Встаем…

В тот день я еще разок лишился сознания. А Лобана мы откачали только в сумерках, когда древнее чудовище уже потрескивало в огне. К замку мы тащили Лобана волоком.

Государь Николай Александрович платит умельцам старых технэм высокое жалование. Иной раз нам от чистого сердца намекают, что оно, может быть, даже слишком высокое.

Ну, разумеется.

* * *

Утро на корабле.

Я встаю и… падаю, как подкошенный.

Откуда-то я твердо знаю, что голос твердый и сладкозвучный можно даровать певцу, заклав черного пса и белого агнца, смешав их кровь и дав ему выпить полученный состав. Перед обрядом следует произнести слова: «Ту-цал, ки-хут, мах ша. До мэй». После обряда надо произнести слова: «Циргумм дан иттлоки…»

Тьфу! Какая же дрянь из меня лезет…

А если на заре ранить старший корень доброго ясеня, окропить древесным соком землю на перекрестке и убить здесь же старшего из мужчин в каком-либо семействе, весь род его будет терять первенцев во младенчестве… Правда, и тут нужны особые слова. О, маленькая смешная новость: их я, оказывается, тоже знаю.

Выходит, не только малой магии учили на том острове. И что я подцепил из высокой? Если исповедаться и причаститься, надеюсь, всё будет смыто…

Не накуролесил ли я ночью? Во сне. Вот уж было бы неприятно. Но, кажется, ничего страшного не произошло.

Почему тогда стратиоты смотрят на меня с опасением?

Отчего указательный палец на левой руке кровит?

По какой причине так ноет скула?

…этот рисунок, выполненный красной краской на подволоке… немного неполный… не хватает двух знаков из сорока четырех… отравить корабль в вечное странствие? Ох, нет. Не в вечное. В странствие до каменной постели, где он будет спокойно спать, укрытой одеялом из теплых вод…

Я?

Мать твою!

До причастия мне спать нельзя.

Тому, кто разбудил меня ударом кулака, – десять золотых солидов сверх жалования.

Собственно, Лобану. Разумеется.

Его самого, кстати, разбудила Ксения. После того, как он попытался нанести идоложертвенную татуировку ей на щеку. И лишние солиды Лобану теперь очень пригодятся – на выпрямление перекошенного носа.

* * *

Мы идем по галечному пляжу. Поднимаем гладкие разноцветные камушки, показываем друг другу. Чистая яшма! Соревнуемся, кто найдет причудливее, пестрее. Жадно обнимаемся и опять идем, перебираем каменные слезы моря.