Читать книгу "Погружение в отражение - Мария Воронова"

Внутри оказалось на удивление чисто, пахло кофе и булочками, а за прилавком скучала полная женщина в белой кружевной повязке на голове, накрахмаленной так, что она стояла, как кокошник.

Дед усадил Веру Ивановну за пластиковый столик и через несколько минут принес железные креманки на высоких ножках. В каждой лежало три разных шарика мороженого: пломбир, шоколадное и крем-брюле.

Вера Ивановна расстроилась, что ест мороженое одна, без дочери. А вдруг Таня все-таки уедет? Все тогда придется делать одной…

– Что с вами?

– Нет-нет, все в порядке. Просто задумалась.

– Вот и я думаю… – Валентин Васильевич снова сбегал к прилавку и принес две чашки кофе, крепкого, горячего и кислого, – что не все так однозначно в этом деле.

– Вы так ответственно относитесь к своей роли в этом процессе, – улыбнулась она и протерла алюминиевую чайную ложечку носовым платком.

– А как же! – воскликнул дед. – Как же иначе!

* * *

Торопясь в горком, Ирина поскользнулась и чуть не упала, пока догнала уже почти отъехавший от остановки автобус.

К счастью, он оказался полупустым, Ирина села и смотрела в окно, на проплывающую мимо светлую улицу Воинова. Она любила этот район, но сейчас даже умиротворяющие пейзажи не помогали унять злость.

Ирина кипела от ярости потому, что ее, судью городского суда, как девочку, заставляют ехать куда-то и отчитываться перед кем-то. Ей не назвали фамилию и должность того, кто вызвал, только номер кабинета, и это казалось особенно унизительным.

Почему, на каком основании партийные органы могут требовать отчета и давать указания? Они не специалисты, то есть не обладают знаниями, чтобы дать ей действительно ценное указание, и не являются ее непосредственным руководством, то есть ответственности за свое указание тоже не понесут. Однако попробуй ослушайся!

Ирина не сомневалась, что ее вызывают, чтобы заставить оправдать Еремеева. Как она это сделает при приличной доказательной базе, горкомовских работников не волнует. Они знают, что сами могут сделать со строптивой судьей, и им этого достаточно.

Плевать, что матери ждут справедливого возмездия, что Еремеев снова будет убивать, оказавшись на свободе, главное – не посадить кровавое пятно на безупречную репутацию ВЛКСМ. Комсомольский лидер должен быть идеалом, а если факты противоречат этой теории, то тем хуже для фактов.

Ну умрет несколько женщин от тоски и горя, ну погибнет пара ребят, так мы сколько народу уже положили ради идеи, господи! Эти жертвы – это даже не капля в море будет.

Ирина задумалась, какие привести контраргументы. Демагогию эти люди признают только свою собственную, поэтому надо выдвинуть что-то конкретное. Например, что матери настроены очень решительно и просто так оправдание Еремеева не примут. Впрочем, ее и слушать-то не будут, как в анекдоте про мартышку и крокодила. Просто скажут: «плыви отсюда, говно зеленое», да и все. Так что заранее продумывать разговор – напрасная трата сил.

Так сложилось, что Ирина недолюбливала комсомольских работников еще со школьных лет, с тех пор как сама вступала в эту организацию. Процедура была не сказать чтобы сильно простой: сначала следовало получить рекомендацию у совета пионерской дружины, пройти собеседование в комсомольской ячейке класса, а потом в школьном комитете комсомола, где тебя гоняли по уставу, текущей политической ситуации, биографиям вождей и прочей идеологической лабуде, а твои товарищи с умным видом слушали и решали, достойна ты вступить в ряды или пока нет.

Ирина не чувствовала внутренней потребности стать комсомолкой, но без этого все достойные жизненные пути были закрыты, поэтому она купила за шесть копеек тонкую красную брошюрку устава (на собеседовании на вопрос «сколько стоит устав?» следовало отвечать «устав бесценен»), выучила биографию Ленина, освежила в памяти, кто кого угнетает на мировой политической арене, и решила, что готова.

На совете дружины все прошло как по маслу, комсорг класса тоже без звука дала рекомендацию, а вот на заседании школьного комитета дело застопорилось.

Ирина и забыла, что главный комсомолец Дима Горкин пытался к ней подкатить, но он, как выяснилось, нет, потому что осыпал ее вопросами о биографии Хо Ши Мина, причем в таких подробностях, о которых вряд ли помнил сам Хо Ши Мин. «Думаю, – сказал Дима с противной снисходительной ухмылкой, – вам нужно прийти в следующий раз, когда вы подготовитесь получше».

Наверное, она была на самом деле виновата, что не изучила досконально этапы жизненного пути достойного вьетнамского революционера, но покинула заседание с чувством, будто ее ни за что ни про что вываляли в грязи.

После того заседания Ирина поняла, зачем нужен комсомол: тут детям осторожненько, по ложечке, дают попробовать вкус власти. Не ответственности, а именно чистой власти, когда можешь казнить и миловать по своему капризу.

Если бы комсомол был просто общественной организацией типа того же ДОСААФа, членство в котором почетно, но ни на что особо не влияет, тогда другое дело. Тогда комсомольцы могли бы быть придирчивы и решать, кто принесет им пользу, влившись в их ряды, а кто, наоборот, запятнает. Но Дима Горкин, как и все остальные граждане СССР, прекрасно знал, что членство в ВЛКСМ – обязательный атрибут для поступления в институт и устройства на приличную работу. Он понимал, что держит в своих руках всю дальнейшую судьбу Ирины, и наслаждался этим.

Как в капстранах приучают к наркотикам – сначала дают немножечко просто так и только потом, когда ребенок распробовал и уже не может без этого обходиться, требуют платить настоящую цену.

Хочешь власти? Изволь! Только ты должен каждый день лгать и превозносить то, во что не веришь. Чтобы помыкать теми, кто под тобой, ты обязан пресмыкаться и угождать вышестоящим, воля которых заменит тебе убеждения, любовь, дружбу, совесть. Все это ты предашь, если не сможешь вовремя остановиться. В бесценном уставе ценой шесть копеек это называется демократический централизм, а по сути – барство и холопство.

Ну а для тех, кто устоял перед искушением и не понял сладости власти, приготовлена горькая похлебка безысходности, и унижаться все равно приходится. Правильно, наверное. Чем раньше человек поймет, что Диму Горкина невозможно обойти, тем проще ему будет во взрослой жизни.

На вахте вместо привычной сонной бабушки с носком сидел молодцеватый румяный дед. Тщательно изучив ее паспорт, он, сверившись с толстым журналом, назвал ей номер кабинета и предупредительно показал, где гардероб, а где лестница.

Пальто у нее принял тоже очень видный пожилой мужчина.

Ирина поднялась на второй этаж по широкой мраморной лестнице и, следуя указаниям вахтера, прошла в конец коридора. На первый взгляд, все здесь было как в любом государственном учреждении – красные дорожки на полу, стены облицованы деревянными панелями чуть выше человеческого роста, лампы дневного света.

Только тут ноги приятно пружинят в густом бархатистом ворсе ковра, цвет его богатый, насыщенный, и нигде не видно сиротских проплешин, обнажающих грубую нить основы. От панелей пахнет настоящим деревом, а лампы на потолке не гудят и не мигают, и свет от них действительно дневной, а не мертвенный и тяжелый.