Читать книгу "Новый Олимп - Алексей Гравицкий"

Сырдон посмотрел на меня так, будто я сморозил глупость:

– О нартах.

– Не понимаю я вас. Эти нарты сделали вам столько гадости, а вы им песни поёте.

– Я тоже сделал им много гадости, – спокойно отозвался старик. – И потом, великое не обязано быть безгрешным. И великим может быть не только то, что гладит тебя по шерсти. А тот, кто ставит между великим и выгодным знак равенства, просто не умён.

Бармен шлёпнул на стойку перед нами два стакана. Сырдон ухмыльнулся в бороду и подтянул к себе свой. Я поболтал в стакане виски, чтобы чуть подтаяли кубики льда, и отсалютовал Нарту.

– Ваше здоровье!

Виски царапающим комом прокатилось внутрь, не принеся ни удовольствия, ни расслабления.

– С тех пор как я познакомился с богами, мне кажется, что они только и делают, что шляются по кабакам, пьют и чешут языками.

– Это от недостатка общения, – ухмыльнулся старик. – Стоит познакомиться с богами поближе и пообщаться с ними побольше, станет ясно, что они ещё прекрасно умеют пакостить. Причём занимаются этим самозабвенно и очень творчески. А по кабакам пьют и языками чешут не только боги. Смертные в этом деле бессмертным легко фору дадут. Кстати, и те, что по ресторанам гуляют в силу профессии, и те, что пьют и болтают исключительно из любви к процессу.

Он говорил как-то легко, по-свойски. Может, потому, что, в отличие от прочих, не играл, а оставался самим собой. А может, потому что играл профессионально. Но слушать его мне почему-то было приятно.

Грянула музыка. Громче всех на это среагировал Леней: он выскочил на свободное пространство в обнимку с парочкой балеринок и принялся старательно выкаблучивать нечто среднее между канканом и сиртаки.

– Еще выпьешь? – поинтересовался Нарт с ехидцей.

Я кивнул, он сделал жест бармену повторить напитки и зябко поёжился:

– Не люблю среднюю полосу, – поделился он. – Холодно здесь с октября до мая. В другой раз надо будет перебраться куда-нибудь, где потеплее.

– Что значит – в другой раз? – не понял я.

– Когда здесь допою, – туманно отозвался Сырдон. – Все песни когда-нибудь заканчиваются. Твоя закончится, моя закончится… Не обращай внимания, меня сегодня тянет на философский лад. Горе от ума.

– Как сказал один наш беллетрист, – автоматически пробормотал я под нос, но Сырдон услышал и заулыбался.

– Плохо быть Грибоедовым, – развёл руками я.

– Вон кому хорошо, – кивнул Сырдон на выплясывающего Ленея. – Нет более счастливого существа, чем козёл-алкоголик.

Старик подхватил со стойки вновь наполненный барменом стакан, дзынькнул о край моего и опрокинул с ловкостью жонглёра. Я последовал его примеру, но виски снова пошёл не так. Ни вкуса, ни опьянения, ни лёгкости – перевод продукта. Нарт, судя по всему, был со мной на одной волне, потому как на него алкоголь тоже не сильно действовал. Во всяком случае, внешне он сохранял абсолютную трезвость.

– Ладно, пойду, поищу Нилию.

– Зачем она тебе?

На этот раз уже я посмотрел на Сырдона косо. Вопрос был даже не риторическим, а просто неуместным.

– А что не так?

– Да всё не так. У кого-то, знаешь ли, душа широкая, а у кого-то декольте. Мой тебе совет, не трать на неё время, – с отеческой заботой произнёс нарт. – Ни к чему тебе это. Ищи широкую душу.

– У нас общий бизнес, – холодно отозвался я.

– Ну-ну, – кивнул старик и жестом подозвал бармена.

От меня он отвернулся, видимо, потеряв интерес.

Богини нигде не было. Я дважды обошёл весь зал, подошёл к Геркану:

– Нилию не видел?

– Забудь, возница, – отмахнулся Геркан. – Сейчас будет торт. С тебя тост, так что готовься. Всё должно быть безупречно.

Я кивнул и отошёл в сторону. Поверх и без того мерзостного настроения в душе нарастала тревога. Хотелось курить, а сигареты, как назло, остались в кармане пальто. Я вышел из зала и направился в гардероб.

Знаете, бывает такое чувство, когда ты мучаешься догадками по какому-то поводу, выстраиваешь предположения, занимаешься самоутешением, а потом вдруг предельно ясно понимаешь невидимый тебе расклад ситуации и осознаёшь, что самое паршивое уже произошло. И тогда тревога сменяется пустотой.

Пустота нагнала меня в вестибюле. Каким-то неведомым образом я почему-то решил, что Нилия в гардеробе и что туда, наверное, не стоит ходить, но ноги уже несли меня вперёд. Сперва из-за вешалок донеслись звуки. Картинка сама собой возникла перед мысленным взором. Картинка неприятная. Неведомо на что надеющийся внутренний голос ещё верещал, что не надо сгущать краски, что всё может быть совсем не так, но я по какой-то причине совершенно точно знал, что сейчас увижу. И с упорством фаталиста шёл этому навстречу.

Что ж, я был прав. Более того, воображение нарисовало всё предельно чётко и до деталей близко к действительности. Нилия была там и была не одна. Богиня полусидела… полулежала на стуле… Чёрт! Я не знаю, как назвать эту позу, зато для всего остального в моём лексиконе был один нецензурный глагол. Богиня постанывала. Подол её платья был задран до предела, ногами она обхватила стоящего рядом швейцара со спущенными штанами. Тот в свою очередь ритмично двигал тазом, рукой мял вывалившуюся из декольте идеальную грудь и при всём при этом едва не пускал слюни от наслаждения.

Нилия повернула голову, увидела меня, и выражение на её лице было таким, будто я ей мешаю.

Внутри всё перевернулось. Словно что-то невидимое и невероятно тяжёлое треснуло по затылку. В глазах потемнело. Сердце оборвалось и каменной глыбой рухнуло вниз.

«А чего ты хотел? Ты же это и предполагал, – метнулось глубоко в подсознании. – Вот интересно, у меня такая же дебильная рожа, когда богиня допускает меня до тела?»

– Сука! – процедил я сквозь зубы и быстро пошёл прочь.

А что ещё было делать?

Набить морду швейцару? Он-то здесь причём?

Устроить сцену? Глупо и противно.

«Это будет незабываемый вечер, милый», – зазвучал в ушах бархатный голос Нилии. Да уж, незабываемый!

Меня трясло.

«Успокойся, – одёрнул сам себя, – это и есть отношения без обязательств. Ты же знал, что ни о какой верности речи не идёт».

Да, знал. Но одно дело – абстрактное знание, а другое – когда вот так.

Я закусил губу, чтобы не завыть в голос от обиды и унижения, распахнул дверь банкетного зала. За время моего отсутствия ничего не изменилось. Всё так же подпирал стойку бара Сырдон, всё так же выплясывал пьяный Леней. Всё так же пили, смеялись и говорили о чём-то бессмысленном все эти люди или нелюди, собранные здесь Герканом с одной лишь целью: чтобы я превратил то, чем занимаюсь, то, во что верю, в дешёвый водевиль.