Читать книгу "Поход - Михаил Тарковский"

– Так, а писать на чём?

– Писать не надо. Надо бежать, куда оно полетит.

И Глухарь покачал бородатой головой:

– Хорошая собака, но…

– Глупая?

– Неважно. Слышишь, верховка[13]. Сейчас отпустит к обеду, а вечером уже плюс будет. Так что тебе успевать надо, не то встянешь. Старшой потеряет – а у него на тебя сейчас вся надёжа.

Глухарь выронил перо из хвоста, и оно сначала застыло в воздухе параллельно снегу, а потом полетело, покачиваясь, череном вперёд. Серый побежал. Долго ли, коротко он бежал, но вывело его глухариное перо к огромной пустой полусухой листвени. На высоте человеческого роста дятлы продолбили дыру в срединное дупло, и из него торчал, высунувшись по пояс, очень тёмный и крупный соболина. Скуластое лицо его, сильное и гибкое тело – всё настолько завораживало Серого, что он как окаменел. Соболь всё время двигался, мялся, раскачиваясь наподобие маятника, клонился то вправо, то влево, словно его распирало от сил и от вынужденной неподвижности.

– Здравствуй, Зверина-Соболина, – еле сказал Серый Соболю, а про себя подумал: «Что же они все такие крупные сегодня? Как на подбор…»

– Ну, здравствуй, Серый, – ответил Соболь, мощно качнувшись вправо, и тут же ещё мощней качнулся влево. – Здравствуй. Не ожидал?

– Не ожидал. Ну, здравствуй, – отозвался Серый и тоже немного качнулся вслед за Соболем. Ему стало неловко: «Ещё подумает, что я под него подлаживаюсь».

– Подлаживаться приходится, – сказал Соболь и ещё усилил размашку, – в одной тайге живём. В общем, слушай. Могу я собрать своих на Хорогочах. Могу. Мне свои ясашные сотни чем на капкан положить, лучше уж… под пули послать… Глядишь, и увернутся. Ребята храбрые и подготовленные. Так что соберу живым весом – а уж дальше сам управляйся. Только чтоб собрать – их ещё выкормить надо. Ладно, Глухарь птица серьёзная, всё сделает… А с мышом как?

– Да Бурундук сказал, что с мышом и дикоросами поможет…

– Да чо этот Бурундук? – Соболь качнулся особенно возмущённо. – Не тот калибр. Ты не понимаешь… Есть бурундуки, а есть… фигуры, над которыми… вообще… – Соболь метнулся дважды, – вакуум. Мы здесь сколь угодно можем рассуждать… Только что мы видим-то отсюда? Надо идти к тому, кто далеко видит. Я тебе сейчас дам одну штучку, называется коготок…

Серый хотел крикнуть: «Знаю, знаю! Он покатится или полетит! А мне за ним!», но почему-то сдержался, больно сильно Соболь раскачивался.

– Держи, – сказал Соболь. – Вставь в свой коготь. Снизу. До щелчка. Всё. Отлично.

Не успел Серый понять, почему не залаял ни на Глухаря, ни на Соболя, как невиданная сила в лапе подхватила его, и он побежал, видя, как сереет небо облачками, и чувствуя талое тепло верховки и особенно оживающие запахи… Через считаные мгновения увидел Серый впереди сияющий просвет, следы знакомой гусеницы, и вот он уже стоит на Енисейском угоре возле самой оттаявшей кромки, на которой возвышается серая груда базальтовых окатышей. А впереди – даль неоглядная, и воздух дрожит и плавится от тёплого ветра. Да вдали на горизонте ломаются и нарождаются миражные слои дальнего мыса, мазки, штрихи, чёрточки – не то озёра с деревьями, не то города неведомые. Подбежал Серый к каменной груде. Лёг рядом и заскулил.

– Серый, Серый, – раздался вдруг из-под ног зычный и густой голос, – слезами горю не поможешь, а как ты Тагана любишь, мы и так знаем. Сами такие.

– Да кто ты? – тихо спросил Серый.

– Я тот, который глядит далеко. Я Енисейский угор. Да только моей далью можно лишь до мыса дотянуться, а тебе другое нужно…

– Куда же мне залезти? – воскликнул горестно Серый, вскинув голову на мачтовые лиственницы с пупырышками почек. – Я же не Соболь и не Глухарь. Где мне на них забраться?!

– Забираться не надо. Спустись с меня.

– Как?

– Так. Вон по распадку, где Старшой камни с Ляминой корги возил.

– Батюшко-Угор, а что там над мысом за нагромождение такое, слоями такими ходит, будто на город похоже?

– А это город Чемдальск. Чем дальше спрос, тем ближе эхо.

– Коленвал какой-то опеть… – сказал Серый.

– Спускайся давай вниз, а то правда…

– Ну спущусь, а дальше-то что?

– А ты сначала спустись. А там поймёшь.

Серый спустился по Старшовской снегоходной дороге. Когда выбежал на заберегу, увидел камень, выпавший из коробушки. Тот наполовину втопило в снег весенним солнцем.

Серый подбежал к Енисею и увидел заберегу – первую в этом году и вторую в своей жизни. Возле изгиба берега зеленел снег, и в ямке набралось зеркало бирюзовой водицы. В воде шевелилась букашка. Серый попил водицы и сказал:

– Эх, спасибо…

– Пей, пей… Ты же набегался.

Серый вздрогнул и оглянулся. Голос шел со всех сторон, и выходило, что он внутри голоса.

– Ты кто? – спросил он.

– Тот. Кто тебя напоил.

– Заберега?

– Хм… – тихо рассмеялся Батюшка-Енисей, – собака ты собака. Я Батюшка-Енисей. Здравствуй, моя.

– Так-так-так… – быстро сказал Серый и на всякий случай быстро лёг, есть такое собачье падение в клубок. – Я полежу, а то… я запутался.

– Я тебе помогу. В чём забота?

– Мне Старшому надо помочь. И Бурундук тут, и Глухарь, и Соболь, ну они все вроде хотят… Ну, чтоб на Хорогочах соболь собрался. А вот со снегом как быть-то?

– А чо те снег? Пусть Старшой ловушками работает!

– Ловушками! – горько сказал Серый. – А от меня-то какой тогда прок?!

– Как какой? Ты со всеми договорился, а дальше уж Старшой пусть разбирается.

– Батюшка-Енисей, нельзя мне так! Как ты не поймёшь! Ведь я всё это затеял, чтоб помочь, чем могу. Я не по сделкам! Я соболя ищу!

– Серый ты, Серый… Так договориться не каждый делец сможет… Ладно. Что у тебя там? Снег?

– Снег, Батюшка. И ещё… страшно сказать…

– Можешь не говорить. И так знаю. Санкт-Петербургский пушной аукцион.

– Он, Батюшка.

– Слушай меня внимательно, Серая Собака. Что я могу? Я могу попозже встать, пораньше пойти. Понятно, воды много, по осени остывает, тепло держит… Но это всё, как сказать… подогрев местного значения. А снег, – медленно сказал Енисей, – это уже общее круговращение возду́хов. Тут как солнышко ходить будет – так старые люди говорят… А ещё и тёплые весна-лето нужны… Погоди, я сейчас лопну коло Рябого камня, а то поддавлят. Не пугайся.

Раздался раскатистый хлопок треснувшего льда. Ветер продолжал дуть с устойчивой силой, и по Енисею пятнисто неслись облачные тени.