Читать книгу "Ссудный день - Чак Паланик"

Губы у Доусона сейчас наверняка были черные от машинного масла – а у нее белые, как заиндевелые от слоя омертвевшей кожи. Зубы зато как у кинодивы, ровные и белехонькие.

Общеизвестно, что после Ссудного дня осталось много недобитков. В основном всякие профессора и академики, поди подстереги их при вечно свободном графике. О недобитках ходили слухи, что они, одевшись в лохмотья, прикидываются нормальными гражданами и потихоньку пробираются в сторону канадской границы. Мексика их не принимала, а вот Канада пока могла проявить сострадание. Двадцать первая трасса вела через известняковые пустоши на востоке штата Вашингтон на север, прямиком до Канады, но только умственно отсталый мог бы решиться пойти по ней пешком в жару, когда до ближайшего города, Калотуса, километров двенадцать, не меньше.

О людях науки Доусон твердо знал одно: ребята они не слишком умные.

Женщина подошла к коробке с инструментами и села на корточки, заглядывая под фуру.

– Эй, мистер, как насчет подвезти? – протянула она, изображая акцент, который почерпнула, видимо, из комедий про реднеков.

Доусон перекатился на бок, вытащил телефон, навел камеру ей на облезлую физиономию. Если она и знала о программах распознавания лица, то слишком устала, чтобы об этом париться.

Отправив фото на анализ, он протянул руку ладонью вверх.

– Как насчет подать мне торцевую головку на семь восьмых?

Блеклые голубые глаза метались по рядам блестящих инструментов в ящике. По шестигранным отверткам, клещам и пассатижам.

Роксана с лету нашла бы то, что он просит.

Доусон перекатил во рту иглу подшипника, как зубочистку. Щелкнул черными от машинного масла пальцами, чтобы женщина соображала быстрей. В следующую секунду ему в ладонь плюхнулся горячий металл. Гаечный ключ на пять восьмых.

Телефон пискнул. Лицо нашлось в базе. Голодную замученную бабу в рваных кроссовках и огромном рабочем комбезе с дырами, кое-как заклеенными грязным и затрепанным по краям скотчем, звали Раманта. Она скрылась из Орегонского университета, где возглавляла кафедру осознанных гендерных путей. Но уйдет она недалеко. К ней уже спешит небольшая армия охотников за головами, кое-кто из них совсем рядом. А она взяла и свалилась в руки Доусону. Нечаянная радость.

Голосов за ней – несчастные одиннадцать тысяч. Маловато для династии, но можно ведь на каждых выборах продавать свои голоса той стороне, которая больше заплатит, и на этом сколотить небольшое состояние. А вот пустит ли он ее в расход и как именно – это уже другой вопрос.

Видимо, она прочла эти мысли в его глазах и спросила:

– Полагаю, теперь вы меня убьете?

Ломать комедию с акцентом она перестала, и выяснилось, что манера речи у нее образованная. Рафинированная. Культурная.

Ничего хорошего. Культурных нынче убивали.

Из кабины Толботт вещал во всю мощь динамиков:

Ссудный день – это не месть. Охотник не питает ненависти к оленю. Он уважает свою жертву, но знает, что она должна умереть ради его выживания.

Доусон даже почувствовал досаду. Грязь запеклась у нее в облезлых ноздрях и в углах рта, от нее несло немытым телом, шея была вся в воспаленных укусах и свежих расчесах, а голова битком забита пустой идеологией, и больно было видеть за всем этим когда-то очень красивую женщину.

Она оглянулась на дорогу, ища на горизонте преследователей. И проговорила еле слышно, ни к кому особо не обращаясь:

– Это было не просто заурядное студенческое хулиганство. Они с оружием пришли.

Ее оставили в живых и приказали сбросить трупы мертвых коллег в яму.

– Всю мою кафедру… – Ее голос охрип от горя.

Она сидела на корточках, когда силы иссякли, она рухнула коленями на щебенку. Застыла в позе обреченности, повесив голову. И протянула Доусону вытащенный из его инструментов нож для линолеума.

– Отрежьте. Я вас умоляю.

Другой рукой она убрала волосы с лица, открывая ухо.

– Пожалуйста, режьте, только довезите меня до границы.

Вид у нее был совершенно обессиленный. Если Доусон ее не убьет, это сделает кто-то другой.

Резать ухо по-живому, может, и жестоко, зато так она будет считаться мертвой. Он получит голоса, она – возможность удрать в Канаду. Унести через границу то, что от нее осталось. Обоюдный выигрыш.

Доусон снова щелкнул пальцами и показал ей на нужную торцевую головку. Охотники за головами будут здесь с минуты на минуту.

– Саманта?

– Раманта, – поправила она.

Капля самоуважения в ней еще осталась. Она отложила нож и подала торцевую головку. Видать, поняла намек.

Никто тут никого не будет резать, и никто никуда не поедет, пока Доусон не разберется с подшипником.

* * *

Простым блокнотом обойтись не вышло. В мире, предшествовавшем Списку… мире, казавшемся таким незыблемым… рука Уолтера просто не могла писать так быстро. За впавшим в безумие Толботтом Рейнольдсом было не угнаться. Он тараторил как в бреду, почти теряя сознание от кровопотери. Голова запрокидывалась, глаза то и дело прикрывались, он совсем окосел в экстазе от боли. Великий человек по-прежнему сидел голый, привязанный к стулу, под которым разливалась лужа его пота, крови и мочи. От углов рта тянулись нитки слюны, а он говорил, говорил, говорил… Бредящий труп. Оракул с передозом эндорфинов.

Пришлось взять ноутбук. Уолтер старался зафиксировать каждое слово и лихорадочно стучал по клавиатуре. Правда, каким образом все это поможет ему разбогатеть и жениться на Шасте, было пока неясно.

Клавиатура быстро стала липкой от крови. Пальцы Уолтера оставляли на кнопках красные следы.

А Толботт диктовал:

– Гомосексуал всегда будет локомотивом производства – у него нет необходимости растить детей, расходуя свое время и деньги. – Он сделал паузу и посмотрел Уолтеру в глаза, проверяя, дошел ли до него смысл. – Каждое новое поколение гомосексуалов рождается и вырастает в гетеросексуальных семьях, а затем покидает их, чтобы примкнуть к себе подобным. Гомосексуалы могут копить и преумножать результаты своих трудов, богатство гетеросексуалов постоянно размывают расходы на детей, и от этого в конечном итоге выигрывает гомосексуальное сообщество.

Уолтер напечатал и вслух повторил: «Гомосексуальное сообщество» – давая понять, что все зафиксировал.

– Гомосексуалы не тратят на детей не только деньги, но и время, – назидательно продолжил Толботт. – Они могут больше учиться, расширяя свои навыки, и просто больше работать без необходимости оглядываться на интересы семьи.

Уолтер исправно печатал, вслух произнося последнее слово каждой фразы.

– Гомосексуальное сообщество всегда будет пополняться без всяких на это расходов.