Читать книгу "Дом за поселком - Виктория Токарева"

— И что теперь? — спросила я.

— Можно усыпить. Можно ждать, когда сам помрет.

— А это обязательно?

— Что? — не понял доктор.

— Смерть.

— Обязательно. Это закон эволюции. Природа заинтересована в смене поколений.

Муж задумался. Он думал, что смерть — это просто большая неприятность. А оказывается — закон эволюции.

Во двор вошел мой сосед — собачник. Я поняла: он увидел возле моих ворот санитарную машину, забеспокоился. Стоял и смотрел.

— Ты чего? — спросила я.

— Я хочу сделать предложение.

— Я уже замужем, — напомнила я.

— Если вам Фома в тягость, я могу забрать его себе. Пусть он у меня поживет. Порадуется жизни, хотя бы недолго.

— Как ты себе это представляешь? — спросил муж. — Фома восемнадцать лет живет с нами. И вдруг оказывается в чужом дворе. Он тут же сбежит обратно.

— Ну не знаю. Я увидел машину, испугался, что вы решили его усыпить. Я хотел как лучше.

— Ничего себе лучше, — заметил Саша. — Любимый пес заболел, и его тут же отгрузили к чужим людям. Каков наш моральный облик? Кем мы окажемся в глазах Фомы?

— Ну не знаю. Я хотел, чтобы Фома еще пожил.

— Он и у нас поживет, — сказал Саша.

Фома не жил, а доживал. Он мучился, а мы ничего не могли сделать. Я толкла в его еду таблетки афобазола и кеторола — обезболивающие и снотворные, но он не ел. При этом — какал. И было непонятно, откуда в его организме берутся отходы.

— Вызывай ветеринара, — потребовал Саша.

— Фому надо оставить в покое, — сопротивлялась я. — Он умирает.

— Он умирает всухую. Мы ему никак не помогаем. Может быть, ему нужна капельница.

Я снова позвонила в ветеринарную лечебницу. Приехала женщина средних лет, в комбинезоне. Никакой косметики, никакой прически, если не считать хвостика на затылке. Выражение лица решительное. Я мысленно прозвала ее «Никита», с ударением на последнее «а». Так звали героиню известного канадского сериала.

Муж позвал Фому. Фома послушно выполз из будки и заходил кругами с опущенной головой.

Никита закурила. Она затягивалась, потом отводила руку с сигаретой и выдыхала дым. Прищурившись, смотрела на Фому профессиональным глазом.

— У него рак мозга, — определила Никита.

— Откуда вы знаете? — испугалась я.

— Знаю.

— Как вы можете видеть, что у него в голове?

— По косвенным признакам, — объяснила Никита.

— И что теперь?

— Если начнутся боли, надо будет колоть наркотики. Но лучше усыпить. Гуманнее. Это стоит восемь тысяч рублей. Мы сами забираем и сами кремируем.

— А если не усыплять?

— Вы знаете, как болит рак?

Я промолчала.

— А я знаю, — сказала Никита.

Саша, молчавший до этого, резко проговорил:

— Усыпляйте.

— Сейчас? — спросила Никита.

— Сейчас.

Никита спокойно раскрыла чемоданчик. Достала шприц и лекарство.

Я застыла, как жена Лота, превратившаяся в соляной столб.

— Это правильное решение, — одобрила Никита. — Я никогда не усыпляю, если у собаки есть ресурс. А в вашем случае ресурса нет. Нуль. Минус.

Саша присел перед Фомой на корточки. Фома лежал на земле и смотрел на хозяина не отрываясь. Саша взял его за лапу и тихо заговорил:

— Ты самый любимый наш пес, умный и благородный. Ты украшал нашу жизнь. Делал ее человеческой. Мы никогда тебя не забудем и никогда не заведем себе другую собаку. Нам никто не нужен, кроме тебя. И ты тоже не забывай нас там…

Никита подошла, держа шприц в отведенной руке.

Я убежала в дом, чтобы ничего не видеть.

Я не могла стоять на месте, стала ходить из угла в угол, сначала по одной комнате, потом по другой. Я металась. Моя голова была пустая и гулкая, как бочка. Я не пускала в нее ни одной мысли. Минут через двадцать вошел Саша и сказал:

— Можешь выходить.

Я вышла из дома.

Какой-то незнакомый мужик укладывал тело Фомы в черный мешок. Я догадалась, что это шофер машины, на которой приехала Никита. Шофер закончил свое дело, обернулся к Саше.

— Поможете? — спросил он.

Саша взял мешок с другой стороны, и они с шофером понесли его к калитке.

Никита стала заполнять какие-то бумаги.

Саша вернулся. Отдал ей деньги.

Я спросила:

— Фоме было больно?

— Он вообще ничего не почувствовал. Сначала мы колем снотворное. А потом делаем второй укол, опускаем давление до нуля. Сердце останавливается. И все. Собака даже не понимает, что она умерла.

Я вспомнила недавнюю публикацию в газете: какой-то генерал, неизлечимо больной, не мог терпеть боль и застрелился из табельного оружия.

Я спросила:

— А людей можно так же усыплять?

— В некоторых странах эвтаназия узаконена. — Никита выдохнула дым, отведя руку. — А у нас нет.

— Почему?

— Начнется криминал — страшное дело. Лучше не начинать.

— А почему в некоторых странах можно, а у нас нельзя?

— Общество не готово.

Мы замолчали.

И долго стояли в молчании, как в ритуальном зале. Чувствовалось, что Никита не относилась к своей работе, как к ремеслу, не превратила ее в автомат. Ей было жаль каждую собаку.

— Ну ладно. — Никита затушила сигарету и не выбросила, положила в карман. — Я пойду…

— Может быть, помянем, — предложил Саша. Ему хотелось выпить. Более того, напиться.

— Спасибо. У меня еще три вызова.

Никита взяла чемоданчик и пошла. За забором ее ждала машина с мертвым Фомой в багажнике.

Где он сейчас? Нигде? Или где-то?

Моя голова была по-прежнему пуста. Ни одной мысли. А какие могут быть мысли? Эволюция. Только почему так тяжело тем, кто уходит, и тем, кто остается?

Читая Довлатова: Очерк

У каждого свой Довлатов. А у некоторых его нет вообще. Не читают. Люди делятся не тех, кто читает, и тех, кому это не надо. Судить не будем.

Один мой знакомый прочитал за всю жизнь единственную книгу — «Три поросенка». И ничего. Живет хорошо. Пользуется успехом у женщин. Женился четыре раза, и каждый раз на красавице.

Я читаю постоянно. Для меня чтение — это пассивное творчество. Автор книги (Чехов, например) берет меня в собеседники и рассчитывает на мое понимание, на то, что я настроюсь на его душевную волну.