Читать книгу "Черные крылья - Эд Макдональд"

– Я прочту вам кое-что. Если я не ошибаюсь, это называется «Ступени Нолла»: «Сердце черно, ледяное оно, только песне пробиться дано». Это детский стишок. Вы помните его?

Меня словно окатили холодной водой, вынули из жизни что-то большое. Ну, будто я узнал, что никто на самом деле не видел святых духов, хотя все напропалую уверяли, мол, они взаправду есть. Когда узнал, что все россказни про духов и веру – полная чушь.

Конечно, я знал стишок. Бессмысленная считалочка, какие напевают малышам. Меня ей научила мама. Дальше там говорилось: «Днем не умру, а ночью усну, только малыш достанет луну».

– Я знаю, – ответил я и закрыл ладонью лицо.

Да, чертова чушь. Но ведь Глек Малдон, хотя и сошел с ума, был тем не менее прав!

– Я надеялась, что она опомнится и остановится, не успеет зайти слишком далеко, – угрюмо сказала Эроно. – Я не потеряла надежду даже тогда, когда Эзабет перед всем Советом обозвала меня заговорщицей. Теперь, по крайней мере, она не сможет повредить себе.

– Что с ней случится теперь?

– Она останется в Мод. Возможно, и к лучшему.

Я прикусил губу. Этого нельзя позволить. Я видел Эзабет рассеянной, не замечающей меня, почти одержимой, лихорадочно черкающей по бумаге. Я усомнился. Но я видел леди Танза и спокойной, методичной, чудесной. Конечно, фортуна переменчива и заносит куда угодно. Но в Мод Эзабет уж точно занесло зря. Она ищет ответы – как и я.

– Ваша милость, вы, я полагаю, могли бы использовать ваше влияние, чтобы вытащить леди Танза оттуда? Возможно, лучше было бы отправить ее в спокойное место, где о ней позаботились бы тщательней, как пристало даме ее положения?

– Обстоятельства не позволяют мне, – ответила Эроно. – Эзабет была слишком активной. И громкой. Якобы она пыталась опубликовать пораженческий, изменнический текст. Если я сейчас вмешаюсь, это будет означать, что я встала на ее сторону. Вы можете представить, чем это обернется для меня, если обвинения окажутся справедливыми. Эзабет забрали в Мод. Судя по ее писанине, ей сделали милость. Содержа ее в сумасшедшем доме, я, по крайней мере, смогу защитить ее. По закону, безумцев нельзя судить.

– Ваша милость, вы верите в то, что она затевала измену?

Я ступал по очень тонкому льду. Вряд ли Эзабет выдала то, что я помогал ей. Мне самому никак нельзя даже намекать на то, что я могу быть ее союзником.

Эроно глянула на дверь, чтобы удостовериться, что она закрыта.

– Искренне признаюсь вам: хотя моя кузина, возможно, и потеряла рассудок, я очень надеялась на то, что она сумеет окончить свое исследование. Результаты могли бы быть очень любопытными.

Эроно пожала плечами:

– Но что сделано – то сделано. Совершены ошибки. Я приложу усилия к тому, чтобы об Эзабет хорошо заботились. Возможно, она сумеет продолжить исследование за безопасными стенами Мод. Вы только представьте, а вдруг она права?

Я уже не сомневался в том, что она права. Уверенность сидела во мне крепче, чем тошный ком в глотке. Недаром явился Воронья Лапа. Он заставил меня помочь ей на Двенадцатой, потому что Эзабет важна.

Все. Я стасовал карты и набрал в руку. Я готов играть. И пусть у противников карты куда сильней. Но я буду играть не в их игру.

Я попрощался и ушел.

– Столько суеты из-за мелкой ведьмы? – осведомилась Ненн, когда мы торопились назад, в город.

– Похоже, да.

– И что в ней особенного?

– Она кое-что выяснила. Важное. То, что кое-кому не нравится. Мать их всех к черту, мы должны вытащить нашу ведьму.

Наверное, Ненн очень скверно глянула на меня. Конечно, у меня на затылке нет глаз, но она слишком уж стиснула пальцы, держащиеся за мою рубаху. Ненн никогда не любила голубую кровь, не хотела и пальцем шевелить ради знатных шишек. Может, я и зря взял ее с собой. Однако мне нужна Ненн. Так что уж лучше ехать поосторожнее.

Мод – старое здание, старше большинства валенградских построек. Два этажа, толстые каменные стены. Над высокими двухстворчатыми дверями – имя основателя, давно умершего полковника. Мод не всегда был домом умалишенных, но Валенград остро нуждался в месте, куда можно прятать безумцев.

Медбратья и врачи Мод носили длинные зеленые халаты и коричневые передники, аккуратные перчатки и небольшие тканевые маски, словно безумие – заразная хворь. Возможно, оно и вправду заразно. Это уж точно объяснило бы мои кое-какие недавние дела. А Ненн заметила, что со всеми этими прикрытыми харями Эзабет будет чувствовать себя как своя, родная. Да, в точку.

Я показал толстой хозяйке письмо Эроно. Хозяйка удивилась, но впустила. Она меня знала. Мне уже приходилось бывать здесь.

– Когда здесь гостил Малдон, мы приготовили для него особые покои, – ковыляя рядом с нами, радостно поведала хозяйка. – Мы полностью заложили кирпичами окна. Мы, знаете, ожидали, что он долго пробудет с нами, а он мог позволить себе комфорт, так что мы согласились заплатить каменщикам. Мы держали Малдона в уютных темных комнатах, ожидая конца работ, а когда все уже было готово, Малдон взял и сбежал. Такая растрата!

Да, растрата. И не только денег.

У двери стояла охрана: заурядно выглядящие люди в черных униформах цитадели. Они не слишком обрадовались нам, но здесь распоряжалась хозяйка. Интересно, как долго они намерены торчать у двери? Вряд ли в Мод ставят постоянную охрану даже к особо знатным пациентам.

За дверью обнаружились покои гораздо комфортнее моей квартиры: толстые мохнатые ковры, чудесные гобелены с деяниями святых духов. Мебель добротная, но старая. Должно быть, ее продал по дешевке кто-то знатный, вдоволь хлебнувший приграничной жизни и решивший сбежать от нее подальше, на запад. Комнату освещали только масляные лампы. Горевшая в них ворвань мерзко воняла. Зато ее свет нельзя сплести. Только свет лун поддается плетению. Искусственный свет дает лишь тошноту. Толстуха-хозяйка замялась. Ей очень хотелось послушать наш разговор. Я попросил оставить нас наедине, и она нехотя удалилась.

Из боковой двери вышла Эзабет, поправляя маску, похоже, раздраженная неожиданным вторжением.

– Они меня взяли, – сердито и обиженно пожаловалась леди Танза. – Как вы посоветовали, я вернулась в свой дом, а на следующее утро проснулась с мечом у глотки.

– Пардон, – изрек я.

Я мог бы сказать, что предупреждал ее, но какой толк? И выглядела она совсем не такой подавленной и угнетенной, как следовало, судя по обстоятельствам. На ней было элегантное кирпично-оранжевое платье до колен, отороченное черным, высокие сапоги.

– Я помню вас, – посмотрев на Ненн, сказала Эзабет. – Вы были на Двенадцатой станции. Вы сражались вместе с капитаном. Я благодарна вам за помощь.

Ненн лишь пожала плечами. Грубо с ее стороны. Конечно, если кого-то объявляют безумной, трудно относиться к ней, будто к графине. Но, судя по выражению лица Ненн, та намеренно была грубее обычного.