Читать книгу "Наполеонов обоз. Книга 1. Рябиновый клин - Дина Рубина"

Сейчас-то я понимаю, чем мы дышали. Запах этот… невозможно жизнеописать! Одно скажу: не «Шрапнель № 5». С другой стороны: а ассенизатором – что, благоуханнее трудиться? Потом кислота опять переливалась в бутылку, и через обычное сито для муки это всё промывалось в арыке: какие-то шняжки, частички… и вот, золотая крупичка спичечноголовая из такой банки.

Из старого советского мусора – первейшее золото инков.

Сколько времени мы этим занимались? Да с полгода. Круглосуточно! Посменно! Что такое шесть складов с лампами, только представь? Там один склад размером с пять твоих домов. Мы переплавили только полсклада. А там ещё столько всего прекрасного было! Мы потом находили чудеса непосредственно на таких серьёзных платах, там же тоже золото присутствует; я уже знал, что точка № 7 – это золото…

Теперь – другое. Вспомни, что у писателей бывает, когда их пираты наконец находят клад? Не помнишь? Эх ты, а ещё редактор… Их пираты начинают делить сокровища и друг друга мочить почем зря! Нет, мы с Сашей не поубивали один другого, но когда напивались, то начинали делить богатство. Передел собственности – это чей термин? Менделеева?

Короче, специальных весов по граммулечке у нас не было, конечно. Но мы соорудили такие самодельные, довольно точные. К тому времени наплавили тяжеле-е-нные слитки… килограмм, наверное, шесть. Размером, если их сплавить все, то… да вон, круглый хлеб у тебя на полке лежит, – чтоб мне сдохнуть, не вру! Эльдорадо!

И вот, по пьяни мы каждый раз начинаем всё это взвешивать и делить. Взвешивать-перевешивать и делить-делить-делить…

Саша мечтает о большом доме и крутом тракторе. Я – о квартире в Сочах и «Жигулях» седьмой модели… Смешно тебе? А я скажу: во все времена у каждого пирата свои планы на будущее.

Да нет, попойки у нас были не частыми. Военное положение всё же. Я получал сто пятьдесят рублей, бутылка пива стоила полтора рубля. Путём продажи дизельного топлива мы обеспечивали себе прокорм. Идёшь по городу, а тебе: «Эй, солдат, ты откуда?» – «С Москвы». – «Иди сюда, солдат!» И тебе – лепёшку ихнюю в руки суют, ту, что с зеленью и сыром внутри, – вкусную! И водкой угощают – а водка такая интересная: бутылка как из-под минералки, и пробка с колечком, как уксусная. Её откроешь – водка тут же становится мутной. Короче, угощают тебя, потчуют, не отпустят, пока ты свой адрес не дашь. И это понятно: ты с Москвы, а где людям ночевать, когда они за мебелью приедут или ещё чего прикупить.

Не могу пожаловаться на местный народ. Наш сосед через арык, беженец с Армении – он к нам часто приходил. Лепёшки приносил, или ещё какую еду взамен гвоздей, или там по хозяйству. Серьёзно выручал: когда мы оба в хлам, он нас растолкает – разбудит… Несколько раз буквально спасал нашу, блллин, репутацию.

Дальше? А что – дальше? Дальше, как всегда в русской истории – катарсис с мочиловом.

В один прекрасный день – полгода до дембеля оставалось – мы поехали в Ханлык за «Агдамом» – вино такое было, помнишь? Молоденькое оно очень вкусное, хотя от него почему-то внутри потом всё плачет и болит.

Тут надо обрисовать ситуацию: у нас был -ЗИЛок. В нём вообще-то стояла тропосферная станция, изъять которую никто из нас не решался. Я водить не умел, а Сашка – он тракторист был и на все руки мастер. Долго мы этот ЗИЛок приводили в боевое состояние: от нас до «Агдама» километров восемьдесят, приличный такой поход. Да ещё с таким грузом. Если б кто нас поймал – лет десять каждому бы навесили: потому что это что получается? получается, мы украли засекреченную тропосферную станцию.

А «Агдам», я скажу тебе, – он вставлял так прямо не по-детски, великолепно ложился, но в нём много сахара, может, потому от него кишки и вопили. Мы не в бутылях его брали, а прямо у местных крестьян; у них посреди виноградного поля железные бочки стоят с краником: наливай, плати. А сторож – дед с берданкой, лет под двести. Нам переливать особо некуда – у нас бак был, литров на сто. Резервный, чистый. Ну мы залили туда это зелье, и назад… И примерно так на середине пути – километров тридцать оставалось до Центра – машина заглохла. Саша полез смотреть, крутил-вертел… ничего сделать не может. И сидим мы так – а уже светает, день накатывается на нас неотвратимо. И думаем мы: где и когда нас посадят, поскольку это ж ЧП, согласись?! Это ж всё равно что взять вертолёт, слетать за пивом… Тут, видим, машина какая-то мимо пылит. Мы выскочили, заорали, замахали, чуть на грунтовку на колени не хлопнулись. Он остановился – мужик какой-то, механик. Покрутил-повертел что-то там… – в общем, -ЗИЛок наш заурчал и согласился продолжить банкет. Так мы этому мужику, во-первых, «Агдаму» в банку отлили, во-вторых, спрашиваем – что, мол, хочешь за спасение отечества? Он показал на маленькую такую подстанцию, генератор. Ну, мы отдали…

Когда вернулись к себе на Центр, от радости готовы были стены родных ангаров целовать. Пере-бздели, конечно, перетюкались и решили вечером косануть чуток по винцу. У нас была вяленая говядина – свежую не держали, холодильника же не было, мы еду в кондиционере хранили, пару мятых помидоров было и – не удивляйся – чёрная икра. И росли на территории две туи… нет, не туи, а… как называются они? Ягоды такие длинненькие. Да-да, тутовник, шелковица. Одна с белыми ягодами, другая с красными, почти чёрными. Которая белая очень сладкая была, прямо мёд, во рту тает. Причём она у нас так удобно росла – заберёшься на сарай, растянешься на плоской крыше прям под ветками и лопаешь…

Ну, мы и устроили на радостях праздник. И пошла очередная делёжка наследия пращуров.

Короче, как-то очень в тот раз мы ужрались, до потери самоотверженности. И отрубились… Саша ушёл куда-то блевать и там же уснул. Я прямо за столом уснул, как Кощей Бессмертный над своими яйцами.

А посреди нашего волшебного сна пропала связь. «Передающий, Передающий… – это у нас ник такой был: Передающий. – Ответьте центру!» Вот так слышишь и обычно просыпаешься: «Дежурный по смене Давлетов слушает!» – «Передающий, проверь 20-ю линию, туда-сюда…»

Два года, два года просыпался как штык! «Передающий, Передающий…»

А какой нам, к чертям, передающий: на столе – чёрная икра, «Агдам» и слитки золота. И бычок в золоте торчит. Как в голливудском кино, да?

И под утро мне кто-то по башке со всей дури – херак!!! Глаза открываю, смотрю – прапор передо мною: Матвеев Павел Викторович… Я тебе говорил запомнить это блинароскотское имя? Так вот. Он уже увольнения ждал, перевода куда-то в центр. Повсюду гонял на мотоцикле, – «Иж» у него был с коляской.

Видимо, приехал проверить – почему Передающий молчит, как взорванный, и увидел на столе этот пейзаж. Не пейзаж? А что? Натюрморт?.. Ну, один хрен, – дорогущий увидел натюрморт, в золотом сверкании порока. Думаю, он не сразу допёр, откуда что взялось. Потом нашёл серную кислоту, недогоревшие коробочки из-под ламп… Покумекал, сложил два и два…

Первая моя мысль: «Прощай, Москва!» – хотя правильнее было бы думать: прощай, жизнь. Лет семь я бы точно получил: хищение государственного имущества в крупных масштабах, плюс тёмное валютное прошлое. Какая там статья была за валютные операции? Сто шестнадцатая? Или сто восьмая? Не помню… Учитывая мое тёмное прошлое, я бы из тюремной параши вообще макушки не высунул.