Читать книгу "Бертран и Лола - Анжелик Барбера"

– Согласен! – Бертран рассмеялся, хотя мысли его были далеко. Он думал о том, сколько дней прошло с 5 июня и насколько округлился Лолин живот.

Нет, молодой человек не соврал, сказав, что никогда не испытывал желания завести семью. Но он хотел быть с ней. Знать, что они могут где-нибудь встретиться и не думать об отлетающих секундах. Он залпом допил кофе, резко поднялся, сказал, что пойдет прогуляться, и с нажимом пожелал всем «спокойной ночи». Ксавье догнал его во дворе, спросил:

– Компания нужна?

– Нет, хочу побыть один.

– Дело в девушке?

Бертран улыбнулся. Вспомнил, как Лола закрыла лицо руками, стоя у двери номера в московской гостинице: «Пожалуйста, ничего не говори, Бертран».

– Ты не заболел?

Я болен ею. Вслух он сказал:

– Нет, отхожу от поездки. Заново привыкаю к дому.

– Мама все так же занудствует?

– Да плевать! Идти мне все равно некуда, мастерская здесь, значит, и я здесь.

– Когда уезжаешь?

– В декабре. Нет, в конце ноября. Может, раньше. Надеюсь, что раньше. Чем раньше, тем лучше.

– Я позвоню…

– Иди в дом, холодно.

Ксавье проводил Бертрана взглядом. Нет, дело не только в «синдроме возвращения». Он прекрасно понимал брата, не зря же дразнил и изводил его все детство. Бертран – кремень, из него слова не выжмешь, он ни за что не станет жаловаться.

Ксавье вернулся за стол и ответил на немой вопрос матери:

– Нет, он не болен. Хочет побыть один и чтобы все отстали. Первым номером – ты, мама.

Ночь была непроглядно-черной, облака сошлись так тесно, что небо стало похоже на туго натянутое покрывало. Бертрану хотелось увидеть луну – хотя бы узенькую, истаивающую дольку, но она скрылась, спряталась, как обиженная любовница, и он замечал лишь свою тень в бледном свете фонарей. Куда пойти? Куда? Вопрос напоминал упрек. Он поднял воротник замшевой куртки, защищаясь от осеннего ветра, влажного и ледяного, заставляющего людей сидеть по домам. В тепле. Он толкнул дверь бистро «У Клеманс», заказал водку. И сразу еще одну.

Он думал о тибетской ночи. О таких близких далеких звездах. Память, любительница кивков и экивоков, вытолкнула на поверхность строчки из «Милого друга»:

«Париж был почти безлюден в эту морозную ночь – одну из тех ночей, когда небо словно раскинулось шире, звезды кажутся выше, а в ледяном дыхании ветра чудится что-то идущее из далеких пространств, еще более далеких, чем небесные светила»[31].

Почему? Да потому, что я отчаянно хочу вернуть ту ночь. Мне нужна Лола.

– Еще водки, пожалуйста.

11

С возвращения прошло двенадцать дней, с последнего семейного ужина – три. Бертран оставался в своей берлоге, вылезал по вечерам, шел через сад – медленно, один. Думал только о Лоле – даже в те моменты, когда доставал проявленные снимки из кювет, ожидая сюрпризов и воспоминаний. Некоторые были очень хороши, другие в чистом виде возвращали эмоцию, пережитую во время съемки.

Бертран понятия не имел, как живут и работают другие художники, но себя считал удачливым. Он смотрел на объект своего искусства через видоискатель, испытывал потрясение, а в тех исключительных случаях, когда каждая составляющая оказывалась на нужном месте, чувствовал неповторимое внутреннее ликование, глядя, как материализуется картинка. Ви́дение мастера становилось осязаемой реальностью. Физическим телом. Это возбуждало – так сильно, словно он неосознанно присвоил чужую вещь, почувствовав, что она хочет принадлежать только ему.

– Бертран!

– Я не могу сейчас открыть, мама!

– Тебе пришло письмо.

– Положи на стол.

– Оно не «казенное», а личное.

– С каких пор ты заделалась моим секретарем? Я большой мальчик, мне тридцать лет!

Флоранс колебалась: предлог для дискуссии был воистину ничтожным, но с момента возвращения сына она тоже плохо спала и потому решилась:

– Конверт голубой.

– От кого?

– Без имени. Штамп III округа.

Наступила пауза – Бертран задумался.

– Никто из моих знакомых там не живет. Оставь на столе!

– Конверт надушен – о тебе «печалится» дама.

Обо мне печалится дама? У Бертрана зашлось сердце. Он повесил сушиться очередной снимок, вытер руки, вышел из лаборатории, плотно закрыв за собой дверь шлюза, и схватил конверт.

– Не хочешь вскрыть? – спросила Флоранс.

– Это от Дафны.

– Уверен?

– Я узнал духи.

Он кинул письмо в корзину и собрался вернуться к работе, но мать удержала его за рукав. В ее глазах были укор и немые вопросы. Бертран молча покачал головой.

– Ну так объяснись с ней, – посоветовала Флоранс с мягкой улыбкой.

– Бесполезно.

– Тогда пошли эту женщину к черту – окончательно и бесповоротно.

– Лишено смысла.

Бертран достал конверт, распечатал и прочел вслух: «Жду вас на новоселье в моем новом Доме…» От руки, розовыми чернилами было приписано: «Останемся хорошими друзьями».

Он отдал конверт и приглашение матери.

– Ответь, у тебя лучше получится.

Двери за ним захлопнулись, и Флоранс услышала лязг металла. «А Дафна колебалась, – подумал Бертран. – Вечеринка уже завтра… Нет, она очень ловко все обтяпала и точно рассчитала – надеялась, что любопытство возобладает».

Мать Бертрана перечитала приглашение и вложила его в конверт, дождалась, когда под дверью лаборатории появилась полоска света, и спросила:

– Ты пойдешь?

– Мама! Ты еще здесь? Уму непостижимо.

– Тебе следует пойти. Развеешься… А то сидишь взаперти, дышишь всякой дрянью или…

– Мама! У меня нет ни малейшего желания видеть Дафну.

– Ты слишком много работаешь.

– Раньше ты утверждала обратное!

– Бертран!

– Черт бы побрал всех баб на свете!

– Почему Дафна празднует новоселье в среду вечером?

Он не ответил. Ждал и прислушивался, понимая, что мать с ее упрямством способна простоять под дверью целый день.

– Не уверена, что праздновать в среду – верх светского шика, но открытка гораздо элегантнее всех этих электронных посланий, – раздался голос Флоранс.