Читать книгу "Еврейский вопрос Ленину - Йоханан Петровский-Штерн"

Елизарова-Ульянова определенно полагала: чем скорее станет известно о еврейских корнях Ленина, тем лучше. Она недоумевала: «Зачем партии скрывать факт еврейских генеалогических связей Ленина?» Коммунисты подняли бы шум, обнаружь они, что Ленин был итальянцем, — откуда же у партии причины молчать о его еврействе? Она уверенно заявляла, что партии следует дать собственное концептуальное представление о генеалогии Ленина: всеобъемлющее, научное и тщательно документированное. В конце концов, верила она, информация о Бланках неизбежно появится в будущих, одобренных партией, томах ленинской биографии. Словом, сведения о еврейской родословной Ленина станут всеобщим достоянием — и это будет правильным решением с психологической, биографической, культурной, научной, политической и марксистской точек зрения.

Сталин в свою очередь решил, что ее предложение неприемлемо со всех точек зрения. Как фактический главный редактор многих важных партийных трудов (включая Краткую историю ВКПб), Сталин не предполагал никаких упоминаний о Бланках ни под каким видом ни в какой официальной биографии Ленина. Такое упоминание противоречило бы политике партии, как международной, так и внутренней. В 30-е годы шло решительное сокращение представителей этнических меньшинств в высших кругах коммунистической партии и государственного аппарата. В связи с ротациями и чистками процент представителей различных национальностей среди руководителей Советского государства теперь исчислялся не двузначными числами, а десятичными дробями.

Если в 20-е гг., например, аппарат государственной безопасности охотно эксплуатировал еврейскую преданность большевистскому режиму, враждебное отношение евреев к представителям царизма и почти поголовную еврейскую грамотность, и потому доверял евреям самую ответственную работу, то в 30-е гг. из НКВД евреев вычистили. В 1934 г. среди руководящих кадров НКВД русские составляли 30 %; евреи, разумеется — не все, а только те, кто был исключительно предан делу коммунизма, 37 %; украинцы 5 %; поляки 4 %; латыши 7 %; немцы 2 %; грузины 3 %; белорусы 3 %. К 1941 году русских стало 65 %, украинцев 28 %, грузин 12 %, в то время как количество евреев сократилось до 10 %, латышей до 0,5 % а азербайджанцы исчезли совсем.[146] Евреи, оставшиеся работать в органах безопасности, не участвовали ни в каких революционных партиях до 1917 г. Все сотрудники, когда бы то ни было состоявшие в Бунде, партии социалистов-революционеров, РСДРП или Поалей Цион, были удалены из органов.[147]

Намерение Сталина вычистить евреев из Комиссариата иностранных дел и органов госбезопасности представляло собой лишь внешнюю сторону дела. Другая, внутренняя сторона происходящего была интеллектуально-философской. Бланки представляли собой серьезный вызов Сталину, поскольку наличие еврейских корней у Ленина противоречило сталинской национальной теории. В своей известной работе «Марксизм и национальный вопрос», написанной в Вене в 1913 г. и, скорее всего, тщательно отредактированной Лениным (а может даже, написанной под его диктовку), Сталин выдвинул свою собственную национальную теорию и предложил теоретический подход к еврейскому вопросу.[148] Евреи, писал он, не связаны с определенной территорией или национальным рынком. Они «бумажная» нация, лишенная своей национальной почвы.

Евреи обслуживают, главным образом, «чужие» нации — в своем качестве промышленников и торговцев. У них нет двух из пяти главных характеристик, которые подразумевает понятие «нация»: общего языка и общей территории. Сталин высмеивает представление Отто Бауэра о евреях как о нации, не имеющей общей территории и языка, но имеющей общую историческую судьбу. Сталин считает эту теорию Бауэра насквозь идеалистической, поскольку Бауэр не различает нацию и племя. Подводя итог, Сталин заявляет, что евреи — народ без будущего, а само их существование как нации еще нужно доказать.[149]

В этой работе Сталин не называет евреев безродными космополитами, но главные элементы этой его позднейшей доктрины уже присутствуют. Объявить во всеуслышание, что у Ленина была еврейская родня, было для Сталина равносильно тому, чтобы признать племенные корни Ленина. Как ни парадоксально, но семейство Бланков служило отличным примером сталинской теории наций, краеугольного камня его марксистской теории, в особенности в том, что касалось евреев. Согласно сталинской теории, семейство Бланков должно было совершенно раствориться в русском народе, исчезнуть без следа, ассимилироваться. Как евреи они не имели будущего. С одной стороны, именно так и произошло. Но с другой, существование Бланков в их еврейской ипостаси было тщательно документировано, а их будущим был совершеннейший русак Ленин! И хотя таким образом подтверждалась его национальная теория, в его видении коммунистической партии и советской власти не было места еврейскому Ленину, отцу-основателю партии и государства. Сталину предстояло либо кардинально пересмотреть свою марксистскую теорию, либо скрыть документальное свидетельство, ставящее под удар его русскую великодержавную концепцию первого социалистического государства. Сталин выбрал второй вариант; он не стал отвечать Елизаровой-Ульяновой. Догма важнее реальности, а идеология важнее людей, даже если этим человеком был Ленин.

Но у этой проблемы был еще и глубинный психологический и личностный аспект. Если Каменеву не нравилось, когда о нем упоминали как о Розенфельде, Сталин имел серьезные причины избегать называться Джугашвили. Он обрусел и полностью ассимилировался в русскую культуру, хотя и вырос в грузинской среде и до 30 лет говорил и писал по-грузински. Но в 30-е годы, будучи главой государства, Сосо Джугашвили возжелал, чтобы его воспринимали стопроцентным русаком, как Ленина. Его кавказский акцент не мешал его отчетливому великорусскому шовинизму, глубоко русской монархической претензии и запоминающимся обращениям к советской аудитории как к великому русскому народу.

Сталин продвигал грузинских товарищей на высокие партийные должности только потому, что видел в них преданных соратников; его поведение не имело ничего общего с грузинским национализмом, в котором его можно было бы в этом случае заподозрить. Его дочь однажды заметила, что она не знала ни одного грузина, который так прочно забыл бы о своих национальных корнях и так крепко приклеился бы ко всему русскому, как ее отец. Грузинское происхождение Сталина в свое время стало открытием для его сына Василия Сталина, который однажды, в разговоре со Светланой, простодушно заметил: «А знаешь, наш отец раньше был грузином».[150]