Читать книгу "Рождение государства. Московская Русь XV–XVI веков - Михаил Кром"

«Дело государево и земское»: Понятие общего блага в России XVI века

Православие и неограниченная власть царя (в идеале слушающего своего «отца» — митрополита и «добрых» советников) составляли два столпа, на которых строилось Российское государство, постепенно перераставшее рамки царской «вотчины». Но была еще одна идея, поначалу не вполне ясная, но впоследствии обнаружившая узнаваемые черты концепции «общего блага», без которой не могло обойтись ни одно государство раннего Нового времени.

Начиная с XIII века понятие общего блага активно разрабатывалось в западной политической и юридической мысли. Этому, в частности, способствовало новое открытие трудов Аристотеля. Так, в учении Фомы Аквинского целью человеческого закона объявлялось общее благо людей. Соответственно, законными считались лишь те установления, которые исходили из этого общего блага и регулировали человеческое поведение в связи с ним. Перу ученика Аквината, флорентинцу Ремигию деи Джиролами, принадлежал первый специальный трактат «Об общем благе» (1302). А крупнейший французский юрист Филипп де Бомануар в составленном им сборнике обычного права «Кутюмы Бовези» (1283) писал о власти монарха: «Надо понимать, что король является сувереном над всеми и на основании своего права охраняет все свое королевство, в силу чего он может создать всякие учреждения, какие ему угодны для общей пользы, и то, что он устанавливает, должно соблюдаться» (выделено мной. — М. К.).

Труды Аристотеля были известны и некоторым русским книжникам XVI века, в частности Федору Карпову, в одном из сочинений которого цитируется «Никомахова этика». Федор Иванович Карпов, известный дипломат, придворный Василия III и юного Ивана IV, был одним из образованнейших людей своего времени, знатоком не только Аристотеля, но и римской поэзии. В послании митрополиту Даниилу, написанном в 20‐х или 30‐х годах XVI века, Карпов рассуждал о пагубных последствиях излишнего терпения, из‐за которого «дело народное (калька с лат. res publica. — М. К.) в градех и царствех погибнет». По его мнению, долготерпение «в людех без правды и закона общества добро разрушает и дело народное ни во что низводит». В том же произведении встречается и выражение «дело опщее человеческое».

Однако за несколько десятилетий до того, как Ф. И. Карпов взялся за перо, мысль о служении неким высшим общим интересам прозвучала из уст Ивана III, но в более приземленном, отнюдь не философском контексте. Интересно, что запись этих слов сохранилась в документах дипломатического ведомства (будущего Посольского приказа), где служил и Федор Карпов. В посольской книге, где фиксировались отношения с Литвой, сообщается о посылке Иваном III в 1502 году дьяка Ивана Телешова к своему сыну, князю Дмитрию, осаждавшему тогда Смоленск. Великий князь потребовал от сына и воевод решительных действий: «И вы бы за тем дела не откладывали, уповая на Бога и на Живоначальную Троицу, и на Пречистую Его Матерь, и на святых чудотворец, и на родительскую молитву, города бы есте Смоленска доставали и дело наше и земское делали, посмотря по делу, как вас Бог вразумит и как вам Бог поможет».

Происхождение выделенного мной выражения — «дело наше (т. е. великого князя. — М. К.) и земское» — остается неясным. До 1502 года такое словосочетание в источниках не встречается. Зато выражение «земские дела» известно по крайней мере с 50‐х годов XV века в значении «земные» (т. е. светские) дела — в противоположность церковным. Так, например, в послании митрополита Ионы во Псков говорилось:

А что есте, сынове, присылали к великому господарю, а к нашему сыну к великому князю своих пьсковскых послов о которых о земских делех: и то вам, нашим детем, от ваших послов все же будет ведоме. А что, сынове, и к нашему смерению (т. е. к самому митрополиту. — М. К.) о чем есте с теми вашими послы приказавали и с челобитьем, и мы, сынове, по вашему челобитью, а по своему святительскому долгу, колико мощно, говорил есмя и благословлял

А что вы, сыновья [наши], присылали к великому господарю, а к нашему сыну к великому князю своих псковских послов о неких мирских делах, и то вам, нашим детям, от ваших же послов все будет известно. А о чем вы, сыновья, нам с теми вашими послами передали просьбу, и мы, сыновья, по вашему прошению, а по своему святительскому долгу, насколько возможно, говорили и благословляли

Но в процитированной выше записи 1502 года в посольской книге выражение «земское дело» имело явно другое, светское значение. Образуя единое целое с «делом» великого князя, оно относилось к задаче чрезвычайной важности, поставленной перед сыном Ивана III и сопровождавшими его воеводами.

Можно предположить, что интересующая нас «двуединая формула» родилась в придворной канцелярской среде. Упоминается она и в челобитной Ивана Яганова, тайного осведомителя великого князя при удельном Дмитровском дворе (о нем уже шла речь выше, в главе 5), адресованной юному Ивану IV. Напоминая о своих заслугах, Яганов писал:

И яз, государь, ищучи государева дела и земсково, да з дмитровцы неколько своего животишка истерял.

И я, государь, радея о государевом деле и земском, у дмитровцев часть своего имущества потерял.

Как видим, тайный сыск тоже признавался делом государственной важности — «делом государевым и земским». Примечательно, что соглядатай выражал свою преданность не только великому князю, но и «земле», т. е. стране: «тобе, государь, служу и земле твоей добра хочу».

В первой половине XVI века выражение «дело государево и земское» употреблялось сравнительно редко. Как правило, ратная служба, военные походы именовались тогда «делом великого князя», но в середине XVI века, в период казанских походов 1549–1552 годов, широкое распространение получила именно формула «дело государево и земское». Вот, например, как в разрядной книге[22] излагается принятое в июле 1549 года решение о выступлении Ивана IV в очередной казанский поход: «царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии, положа упование на Бога и на пречистую Богородицу, и на великих чюдотворец, приговорил з бояры, как ему своего дела и земского беречи и делати над Казанью». Торжественность момента была подчеркнута речью, с которой Иван IV и митрополит Макарий перед выступлением в поход обратились к боярам, воеводам и всем служилым людям. В речи говорилось о том, что «царь и великий князь идет на свое дело и на земское х [к. — М. К.] Козани и дела своего и земского беречи, сколько ему милосердый Бог поможет», а от бояр, воевод и рядовых воинов требовалось, чтобы они «государю царю и великому князю и за все православное християнство служили, сколько им Бог поможет, и розни бы меж их однолично никоторые не было». Царская речь заканчивалась призывом «для земского дела» забыть на время похода о личных и родовых счетах и служить там, куда кого пошлют.