Читать книгу "Тайна Бога и наука о мозге. Нейробиология веры и религиозного опыта - Винс Рауз"

Многие также разделяют фрейдистские представления о том, что мистические переживания порождает регрессивный инфантильный невроз. Фрейд говорил о состоянии «океанического блаженства», которое, как он считал, свойственно младенцам до того момента, пока в их уме не появится граница между Я и не-Я. По мнению Фрейда, стремление к духовному единству, свойственное практически всем мистикам, на самом деле представляет собой бессознательное желание убежать от жестокой разочаровывающей реальности в мир блаженного единства и полноты, который мы переживали во младенчестве.

Наука, похоже, не способна разумно объяснить странные переживания мистиков, а объяснения, которые она дает, при всех их отличиях, сходятся в одном важном положении: ум мистика – это ум, страдающий от каких-то фундаментальных нарушений. Иными словами, мистицизм есть результат психопатологии, а мистики, беспокоят ли их невроз, психоз или функциональные нарушения деятельности мозга, несомненно, потеряли связь с реальным миром.

Для многих рациональных мыслителей, даже для тех, в мировоззрении которых религия может занять какое-то место, такой вывод кажется удовлетворительным с научной точки зрения – и, конечно, обоснованным. Однако наука пока не могла эмпирически доказать то положение, что мистицизм есть продукт помутненного сознания или нездорового ума. Достаточно серьезные исследования, похоже, показывают, что люди, переживающие подлинный мистический опыт, обладают более крепким психическим здоровьем, чем средний представитель данного общества. Так, уже упомянутое исследование Грили позволило выявить одну любопытную закономерность: у респондентов, которые сказали, что знакомы с мистическими переживаниями, «уровень психологического благополучия заметно превышал средний уровень по стране» (этот уровень определяли с помощью стандартизированных психологических тестов). Другие исследования также показали, что в целом наличие духовных и мистических переживаний даже умеренной интенсивности ассоциируется с показателями общего психического здоровья, которые превышают средний уровень[135], что выражается в лучшем качестве межличностных отношений, более низком уровне тревоги, более четкой идентичности, более сильной заботе о других и более позитивном взгляде на жизнь в целом.

Мистический опыт свойствен здравомыслящим и психически здоровым людям

Эти данные исследований ставят перед нами интересный вопрос: если мистический опыт есть на самом деле плод помутненного или нездорового ума, почему этот ум обладает повышенным психическим здоровьем и более ясными представлениями? Вместе с тем, если мистический опыт есть плод здорового ума, почему опыт мистиков, о котором они рассказывали, так сильно напоминает религиозный бред при психических заболеваниях?

Ответ, как мы считаем, требует от нас поставить четкие границы между психическими расстройствами и тем, что мы называем «подлинным» мистическим опытом. Фактически именно эти границы обозначили исследователи Сейвер и Рабин в той статье 1997 года, о которой мы уже говорили.

В разделе этой статьи, озаглавленном «Бредовые расстройства», авторы сравнивают религиозные галлюцинации при шизофрении и других психозах с тем, что они называют «культурно приемлемыми религиозно-мистическими представлениями». Они отмечают сходство между двумя этими группами состояний: в обоих случаях может показаться, что мы имеем дело с бредовыми расстройствами, здесь и там есть необычные мысли и поступки, а также чувство отчуждения от нормальной повседневной жизни. Однако более пристальное изучение показывает, что между теми и другими есть глубокие и очень четкие отличия.

Например, хотя при обоих состояниях встречаются религиозные видения, голоса и другие необычные феномены, мистики относятся к своим переживаниям совсем не так, как психотики. Описывая свой опыт, мистики почти всегда говорят, что он носит экстатический и радостный характер, а описывая достигнутое при этом духовное единение, они чаще всего говорят о «спокойствии», «полноте», «трансцендентности» и «любви». Психотики же в результате религиозных галлюцинаций часто испытывают замешательство и непреодолимый страх, их опыт часто крайне неприятен по своей природе, и в нем нередко участвует гневный и обвиняющий Бог.

Подобным образом и мистики, и психотики как бы отрываются от привычной реальности. Для мистика такой временный уход из мира радостен и даже желанен. Когда же это кончается и они возвращаются в «нормальной» реальности, мистики способны подробно описать то, что они пережили, другим и вернуться к деятельному участию в жизни общества. Психотик же отходит от реальности не по своей воле, и обычно это ему не нравится. Бредовые психотические состояния могут длиться годами, и их жертвы неизбежно оказываются во все более глубокой социальной изоляции. Мистики же при этом нередко могли оставаться самыми уважаемыми и дееспособными членами некоторых обществ.

Наконец, мистики и психотики совершенно по-разному понимают смысл своих особых переживаний. Жертвы психотических бредовых состояний часто испытывают свое религиозное величие и эгоистично причисляют себя к важным персонам – они могут считать себя, например, особыми посланниками Бога, которым вверена важная весть для всего мира, или целителями, наделенными сверхъестественной силой. При мистических же состояниях человек обычно свободен от гордости и эгоизма, его ум здесь утихает, его Я опустошается – все это необходимые условия для того, чтобы мистик стал подходящим сосудом для Бога.

Эти важные отличия убедительно говорят о том, что мистицизм не есть продукт психотического бреда, однако встречаются религиозные галлюцинации, связанные не с психозами, но с иной патологией. Так, при некоторых формах височной эпилепсии неожиданно возникают галлюцинации, которые напоминают видения мистиков. Как считают Сейвер и Рабин, при воздействии эпилептических приступов на височную долю мозга могут возникать следующие явления: ощущение внезапного экстаза и религиозного чувства, повышение интереса к религии или даже религиозное обращение, внетелесный опыт, чувство «единства, гармонии, радости или того, что вся реальность божественна», а в некоторых случаях – переживание присутствия Бога. Они описывают, например, пожилую женщину, которая во время приступов видела Бога и солнце. «Мой ум, все мое бытие, – говорила она, – охватывало глубокое чувство счастья». Они также упоминают пациента, «который во время приступов чувствовал отрешенность, несказанное удовольствие и полноту; он видел яркий свет, который, как он понимал, был источником знания; а иногда он видел бородатого молодого человека, напоминавшего Иисуса Христа».

Многие исследователи находят, что такая связь между эпилепсией и духовностью выглядит крайне убедительно. Некоторые исследователи даже дошли до того, что объявили всех умерших великих мистиков прошлого жертвами эпилептических припадков. Они ставят точные диагнозы, утверждая, например, что Мухаммад, который слышал голоса, получал видения и обильно потел во время мистических эпизодов, вероятно, страдал от сложных частичных приступов. Возможно, приступ такого же типа стал причиной слепоты, поразившей апостола Павла на пути в Дамаск, и вызвал слуховую галлюцинацию, из-за которой он поверил в то, что слышал голос Иисуса. Жанна д’Арк, которая видела духовный свет и постоянно слышала небесные голоса, страдала от частичных эпилептических припадков экстатического характера и, возможно, от внутричерепной туберкуломы. Различные формы эпилепсии, вероятно, служат объяснением для видений католического мистика Терезы Авильской, опыта обращения патриарха мормонов Джозефа Смита, состояний экстатического транса у Эммануила Сведенборга и даже повышенного интереса к религии Винсента Ван-Гога.