Читать книгу "Девушка, прядущая судьбу - Наталья Калинина"

Руки Алексея были заняты подносом, на котором стоял чайник, сахарница и две чашки. Он составил чашки на стол.

– Не возражаешь против чая?

Инга все так же молча покачала головой и, украдкой оглянувшись, покосилась на зеркало, почти ожидая увидеть в нем не себя, а дядю. «Показалось…» – с облегчением мысленно выдохнула она, увидев собственное отражение.

– Алексей, давайте я вам помогу, – спохватившись, предложила она.

– Да что тут помогать? – удивился он и почти с обидой произнес: – Инга, мы, кажется, договорились обращаться друг к другу на «ты».

– Извини. Забылась.

– Бывает, – пожал он плечами и разлил по чашкам заваренный в чайнике чай. – Нина Павловна очень хотела накормить меня ужином, но я отказался. Нет аппетита. Я отпустил ее домой, но она, прежде чем уйти, заварила для нас чай.

– Спасибо, – Инга с благодарностью приняла одну из чашек и с осторожностью сделала небольшой глоток.

– Елизавета, кажется, уснула. Она, похоже, уже здорова, только немного покашливает. Пожалуй, завтра можно будет разрешить ей погулять, как вы… ты считаешь?

– Если гулять без мороженого, то можно. Я зайду за ней после обеда.

– Ты очень привязалась к моей дочери. Да и она к тебе. Это немного странно, Инга, потому что Лизавета на пушечный выстрел к себе не подпускает чужих «теть». И хоть она в этом еще мало что понимает, но, видимо, боится, что я приведу в дом чужую женщину – вместо ее матери.

– Я бы не подумала, что ты так уж стремишься найти Кристине замену. – Инга постаралась улыбкой сгладить свое замечание, которое могло показаться Алексею нетактичным. – Работа, работа, работа…

– И еще раз работа, – усмехнулся он и долил в свою чашку чая.

– Как, кстати, решился вопрос с вчерашним несчастным случаем?

– Как-как… – вздохнул Алексей. – Мужика жаль. Я распорядился выплатить его семье материальную компенсацию, да только человека уже не вернешь. Давай сейчас не будем об этом. Налить тебе еще? – кивнул он в сторону чайника.

Инга покачала головой и поднялась:

– Нет, спасибо. Поздно уже, пойду. – И тихо засмеялась: – Кто-то, помнится, обещал меня проводить.

Алексей отставил свою чашку с недопитым чаем и с готовностью вскочил.

Уходя из библиотеки, Инга не удержалась и вновь оглянулась на зеркало. Дяди там не было. Но и своего отражения девушка не увидела: зеркальную поверхность будто подернула молочная дымка. Подивившись про себя, Инга дала себе слово подумать потом и над этим загадочным явлением.

…Они неторопливо шли по плохо освещенной тусклыми фонарями улице. Ветер доносил с набережной обрывки смеха, музыки, выкрики подгулявших курортников, а черное, усыпанное крупными звездами небо прорезали цветные лучи огней прибрежных дискотек. Город гостеприимно распахнул свои объятия для отдыхающих.

– Инга, расскажи о себе. Что-нибудь, все, что хочешь…

Просьба Алексея не удивила, наоборот, была ожидаемой. И все же ответить на вопрос с такими широкими рамками – «что-нибудь… все, что хочешь» – оказалось не так просто.

– Что именно? Например? – спросила Инга без тени кокетства – почти по-деловому, чтобы сузить рамки слишком неопределенных вопросов. В это «что-нибудь» можно уложить целую биографию, можно ограничиться смешным детсадовским случаем, а можно интимно поведать обо всех или некоторых любовниках…

– Ну… Например, расскажи о своей работе…

– Я сейчас на каникулах… – тихо рассмеялась она, и ее грудной смех вызвал у него волну мурашек по коже. Ветер затеял флирт, с каждым дуновением подбрасывая, как приманку, еле уловимый запах духов Инги. Алексей, шедший рядом с девушкой, непроизвольно сократил расстояние между ними – настолько, что его рука иногда случайно касалась ее руки, и тогда в руку его в местах соприкосновений вонзались миллионы, миллиарды наэлектризованных иголочек – не больно, но сладко и мучительно. Так же сладко-мучительно, как желание быть с этой девушкой, удивляющее своей остротой и разрывающее запретностью.

Он шел с ней рядом, но словно находился далеко, на другой планете, ничего не слыша из того, что она ему рассказывала. Он просто слушал ее голос, наслаждаясь его звучанием. Бросая на девушку короткие взгляды, он украдкой любовался ее точеным профилем – в свете фонарей, на фоне черного, сливающегося с темнотой неба, Инга казалась ему особо красивой. Рассказывая, она иногда поправляла выбившуюся из завязанных в «хвост» волос прядь, и Алексей каждый раз, когда Инга машинально касалась своего лица, боролся с желанием самому убрать с него непослушную прядку.

– …А ты как думаешь? – Инга неожиданно развернулась к Алексею, и он, застигнутый врасплох ее вопросом, в растерянности приостановился, не зная, что ответить и стесняясь переспросить.

Она тоже остановилась, удивленная взглядом Алексея, сосредоточенным на ней. Если бы взгляд этот можно было разбить через призму, он разделился бы на цветные спектры-чувства, более различимые и понятные, но настораживающие и пугающие своей доходчивостью. Взгляд-коктейль, смесь восхищения, нежности и теплоты. Может быть, немного решимости, растворенной в противоречивых колебаниях. Немного счастья и радости, утонувших в недоумении и растерянности. И чуть-чуть ликования от возможности украдкой любоваться, размешанного в осознании запретности и недоступности.

– Почему ты так на меня смотришь? – растерялась она от его взгляда и неожиданно, как девчонка, покраснела.

– Так… – пожал он плечами и смущенно улыбнулся. – Ты очень красивая…

Почему-то боясь встретиться с Алексеем взглядом, Инга опустила глаза. Мысли ее рассыпались и раскатились горохом. На мгновение показалось, что она уже знает, что сейчас скажет Алексей, но эта мысль была настолько робкой, что уже через мгновение затерялась в миллионе других мыслей-горошин, а вернее, в пустоте, оставшейся в голове, когда мысли раздробились даже не на горошины, не на молекулы, а на атомы.

– Прости… – извинилась она, не найдя никакого другого выхода из затянувшейся, вводящей в неловкость паузы. И машинально подняла руку, чтобы убрать с лица волосы. Но Алексей, опередив ее, сам убрал с ее лба непослушную прядку.

– Прости… это ты меня прости… – поддавшись искушению, он с нежностью коснулся ее щеки. Его пальцы робко, еле касаясь, скользнули по ее щеке, но, не встретив отпора, уже чуть смелее и увереннее обрисовали тонкую линию подбородка, вновь вернулись к щеке, на мгновение, словно прислушиваясь к своим ощущениям, замерли на скуле. Инга, полностью отдавшись этим легким прикосновениям, прикрыла глаза и тут же почувствовала, как к другой скуле с той же робостью прикоснулись пальцы его другой руки. Отдав дьяволу и душу, и разум, и волю за эти неторопливые изучающие прикосновения, Инга умирала и вновь возрождалась. Пальцы Алексея, как пальцы слепого, медленно и внимательно скользили по ее лицу, изучая, читая, запоминая его. Они ласкали, гладили, баюкали ее кожу, они трепетали от любви, прикасаясь к ее закрытым глазам и дугам бровей, они желали и целовали ее приоткрытые чувственные губы, они восхищались четкой линией ее подбородка и, изменяя ей, вновь и вновь возвращались к желанным губам. «Как же ты мне нравишься…» – Он не произнес эти слова вслух, но кончики его пальцев кричали об этом. «Ты мне тоже…» – ответила она мысленно, утыкаясь носом в его ладонь и замирая. «Я знаю…» – ответили его пальцы, скользнувшие по ее шее. «Знаю…» – повторили его губы, накрывающие ее губы, приоткрытые навстречу ему.