Читать книгу "Под знаменами демократии. Войны и конфликты на развалинах СССР - Евгений Норин"

В городе воцарилась анархия. В душанбинских кварталах формировались отряды самообороны, никто ничем не управлял. Кулябцы, решив, что здесь дело проиграно, грузились на машины и уезжали на родину с площади Озоди. Набиев быстро терял сторонников.

Стан «исламско-демократической оппозиции» правящему режиму первоначально состоял из пестрого конгломерата группировок. Крупнейшими движениями были «Демократическая партия Таджикистана» (националисты во главе с Шодмоном Юсуфом из гармского клана), Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) (религиозные радикалы, лидер — Саид Абдулло Нури, тоже выходец из гармского клана) и движение «Растохез», либеральное крыло оппозиции, объединявшее светских диссидентов. По мере развития событий «Растохез» и Демпартия быстро утратили влияние, и бесспорными лидерами стали исламисты из ПИВТ.

Оплотом Набиева оставался Комитет национальной безопасности (КНБ, бывший таджикский КГБ). Силовики прекрасно понимали, что возможность самостоятельно отбиться от оппозиции минимальна. 10 мая офицеры КНБ встретились с командованием армейского душанбинского гарнизона. Так на арену таджикской политики впервые вышла российская армия. 201-я мотострелковая дивизия была расквартирована в нескольких городах Таджикистана, включая столицу. Кроме того, в городе находилось управление пограничной охраны. Пограничники и мотострелки объявили о нейтралитете, но предупредили, что готовы защищать не только себя, но и служащих КНБ. «Безопасники» обратились за помощью как нельзя вовремя. В тот же день толпа оппозиционеров отправилась к зданию КНБ, рассчитывая отыскать там Набиева. Однако их встретили огнем, а с территории гарнизона вышла бронегруппа, прикрывшая здание и дома семей офицеров КНБ.

Интересно, что эти меры 201-я дивизия предприняла своей волей, вопреки распоряжениям из Москвы. Полковник Вячеслав Заболотный, командир дивизии, не испытывал ни малейшего восторга от того, что его соединение втягивается во внутреннюю таджикскую смуту, но считал необходимым защитить людей от произвола толпы и поддержать порядок. 201-я мотострелковая была на тот момент типичным соединением бывшей Советской армии. Она долго воевала в Афганистане, в ней хватало опытных офицеров, но имелось очень мало рядовых. Однако военные профессионалы, обладавшие огромным количеством оружия и боеприпасов, даже проигрывая в количестве, становились серьезной силой. Поскольку Москву постиг паралич воли, дивизией фактически руководило собственное офицерское собрание. Можно только порадоваться, что офицерский состав 201-й дивизии оказался столь разумным и инициативным. Вмешательство дивизии сразу же прекратило бой у КНБ. Но самостоятельно взять под контроль город 201-я дивизия, конечно, не могла.

Военные защитили людей от расправы, однако следующий ход противной стороны не заставил себя ждать. Шодмон Юсуф, один из лидеров «исламских демократов», объявил русских в Душанбе заложниками и потребовал национализации военного имущества войск СНГ в Таджикистане. Оружия ему, разумеется, никто не дал, а вот таджикские русские, и без того постепенно покидавшие республику, начали выезжать массово. Для Таджикистана это был настоящий удар: славяне обладали в среднем высоким уровнем образования, и отток специалистов ставил под вопрос существование местной индустрии и энергетики. Правда, вскоре эта проблема отпала сама собой: в стране началась полноценная гражданская война, совершенно уничтожившая прежний, еще советский, Таджикистан. Из республики бежало около 300 из 388 тысяч славян. Практически все оставшиеся жили в Ленинабадской (Ходжентской) области, которую война затронула слабо. Они не относились ни к каким кланам, и в новой реальности их не ждало ничего хорошего. Многие семьи бросали квартиры, имущество и уезжали в Россию в чем были. Это был тяжкий удар судьбы, но все же лучше, чем оставаться в республике, катящейся к анархии и охваченной разнузданным насилием. По ТВ транслировались передачи, в которых утверждалось, что русским ничего не угрожает. Это была чудовищная ложь. Конечно, не существовало какой-то целенаправленной программы геноцида, однако государства как такового уже не было, и любой, вне зависимости от национальности, легко мог быть ограблен или убит обычными уголовниками. Русских от остальных отличало только отсутствие принадлежности к клану, который мог бы защитить и отомстить, поэтому они оказались в самом уязвимом положении.

Набиев явно не мог справиться с оппозицией и в итоге просто бросил полотенце на ринг. Сформировалось коалиционное правительство, в котором треть мест получила оппозиция. Однако это были уже посмертные попытки лечения. Погибший СССР, как выяснилось, сдерживал самые темные инстинкты и искусственно приподнимал очень архаичное в своей основе общество.

С площади Шохидон уезжали автобусы с митингующими. Оппозиция выиграла первый раунд противостояния, фактически взяв под контроль Душанбе, но еще никто не мог подумать, какого джинна выпустили из бутылки. Гражданская война выплеснулась за пределы столицы и стремительно ширилась, вовлекая все новые районы и с каждым днем приобретая все более зверский характер.

Мир постапокалипсиса

Весной 1992 года начались бои между «исламско-демократической» оппозицией и проправительственными кланами в юго-западной части страны — Курган-Тюбе и Кулябе. Именно тогда в русский язык вошло слово «ваххабит», правда, вошло оно весьма своеобразным образом. Непривычное слово сократили до «вовчика», лоялистов же по совершенно непонятным причинам начали называть «юрчиками». Одна из величайших трагедий постсоветского пространства разворачивалась под легкомысленным названием «войны юрчиков с вовчиками».

Оппозиция быстро становилась все менее демократической и все более исламской, благо внешнюю поддержку они получали от радикалов Афганистана, охваченного своей гражданской войной. Движение «Талибан» оказалось ценным союзником: оно могло предоставить и некоторое количество оружия, и, что важнее, опытных инструкторов. В общей сложности к осени 1992 года в Таджикистане на стороне исламской оппозиции воевало уже более полутысячи моджахедов. Нельзя сказать, что социальная база исламистов в самом Таджикистане была огромной, однако они оказались куда более организованной силой, чем их противники. Исламистов сплачивал религиозный фанатизм, противная же сторона не могла толком предложить никакой идеологии. Проправительственные силы только апеллировали к единственному, правда очень мощному, стимулу идти под свои знамена — инстинкту самосохранения. Кроме того, у Набиева и пришедшего ему на смену режима оказались лучшие союзники, кого можно было пожелать в Таджикистане начала 90-х, — Набиев обратился за помощью к России.

С июля 1992 года части 201-й мотострелковой дивизии начали брать под защиту наиболее важные объекты в стране — перевалы вдоль границы с Афганистаном, крупные электростанции. В огромной степени мотострелков ограничивала их незначительная численность. Отряды, формально называемые полками, имели по 150–200 активных штыков. В Курган-Тюбе у 191-го полка не хватало людей даже для того, чтобы стоять в караулах. Комполка нашел своеобразное решение: привлек к охране порядка местных ветеранов Советской армии, которые в обмен на паспорт получали оружие и выходили на посты. Войска 201-й дивизии распределялись следующим образом. 191-й полк оборонялся в Курган-Тюбе, охранял Кзыл-Калинский мост, Вахшскую ГЭС, основные элементы индустрии и инфраструктуры в этом районе. 92-й полк защищался в Душанбе и охранял порядок в тех кварталах столицы, до которых мог дотянуться, создав небольшой «островок безопасности». 149-й полк занимал позиции в Кулябе. 401-й танковый полк использовался в качестве «кавалерии»: сначала он охранял перевал Чормагзак, а затем перемещался по стране, от Душанбе до Курган-Тюбе, в качестве средства быстрого реагирования. Наконец, вдоль афганской границы расположились пограничные части общей численностью до 3500 человек, по мере своих скромных сил перехватывавшие конвои с боевиками и оружием из-за речки. Общими усилиями они пресекли растаскивание советских запасов оружия и смогли защитить тех, кто обращался за помощью. Однако разгромить боевиков они, конечно, не могли: исламисты на тот момент располагали 20 тысячами только вооруженных бойцов.