Читать книгу "Футбол оптом и в розницу - Марк Рафалов"

Признаюсь, что мои отнюдь не любовные отношения с подполковником Поповым однажды претерпели существенные изменения. Дело в том, что с первых дней службы в прославленной дивизии я регулярно вел занятия по политподготовке с сержантским составом нашего 110-го танкового полка. Относился я к этим обязанностям с большим рвением и интересом. У нас в части была хорошая библиотека, где я имел возможность уделять много времени не только для подготовки к семинарам, но и для чтения художественной литературы.

Как-то весной 1946 года в округе проводилась тотальная проверка организации политзанятий. Совершенно неожиданно для меня мой слушатели, бравые сержанты, уже прошедшие суровую школу войны и поднабравшиеся знаний в тяжелых сражениях и маршах по городам Европы, изловчились сдать все зачеты только на «отлично» и занять ПЕРВОЕ МЕСТО В ОКРУГЕ!

14 мая 1946 года окружная газета «Защитник Родины» опубликовала обо мне статью под заголовком «Пять лет спустя». В ней отмечались мои «недюжинные способности», «глубокие знания политических событий» и «высокий педагогический талант». Прочитав о себе такое, я почувствовал, что вполне мог бы возглавить политотдел дивизии. Правда, припомнив некоторые немаловажные детали своей биографии, я благоразумно от таких карьеристских настроений отказался. Тем не менее из Карымского кто-то весьма кстати доставил очередную партию «горючего», и мой феерический успех на ниве политвоспитания личного состава советских Вооруженных сил был «обмыт» в лучших традициях, принятых в бронетанковых войсках. Хорошо еще, что мой постоянный оппонент Попов о наших забавах ничего не прослышал. Зато, узнав из прессы о моих «недюжинных способностях», командир полка, встречаясь со мной, не только мило улыбался, но даже пожимал мне руку!

Однако главная радость еще ожидала меня впереди: командующий округом маршал Малиновский поощрил меня внеочередным отпуском на целых 64 (ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ) дня! Столь продолжительные отпуска нам давали не от щедрот великих, а потому, что в полуразрушенной стране железная дорога работала с огромным напряжением и осуществлять быстро все перевозки была просто не в состоянии. Поэтому из 64 дней отпуска 32 отводилось на дорогу до дома и обратно. Но даже в эти сроки не всем удавалось укладываться. Мне и еще многим счастливчикам, едущим в отпуск, приходилось несколько сотен километров от своей части перемещаться довольно экзотическим способом: на крышах вагонов! Там мы привязывали себя и свой скудный скарб к вытяжным трубам ремнями и веревками и, рискуя свалиться, добирались до какой-либо крупной станции, где удавалось как-то проникнуть в вагон. В народе подобные поезда величали достаточно метко: «пятьсот веселый».

Про все счастливые дни, проведенные в Москве, я откровенничать не стану. Отмечу лишь, что успел посмотреть новые спектакли МХАТа и еще, как бы для разнообразия, повеселил лично коменданта Москвы генерала Синилова, который счел необходимым ввалить мне десять суток гауптвахты за то, что я не успел узреть на улице какого-то полутораметрового капитана, головы которого из-за стоявшей рядом машины даже не было видно. Наказание мне надлежало отбывать в части. Следует ли говорить, что столь грамотного «политпросветителя» никто унизить не решился?

Тем не менее знакомство с ведомством Синилова, военной комендатурой столичного гарнизона, оставило у меня тягостные воспоминания. Сама комендатура, занимавшая старое здание на проспекте Мира, больше походила на дешевый вытрезвитель, где после тяжелых похмелий отбывали сроки оказавшиеся в столице военнослужащие. Суд над согрешившими вояками генерал обожал вершить самолично. Продвигаясь вдоль строя людей, ожидающих генеральского вердикта, Синилов пытался все время острить. Изрекаемые им образчики русского фольклора отличались неподражаемой «фельдфебельской тонкостью» и сопровождались громким смехом самого коменданта и двух сопровождавших его офицеров с блокнотиками.

Словом, на мой взгляд, грибоедовский Скалозуб по сравнению со столичным комендантом выглядел по меньшей мере как философ Спиноза.

Вернувшись из Москвы в Забайкалье, я с еще большей тоской стал мечтать о своем расставании с «непобедимой и легендарной».

Выручка пришла как всегда нежданно-негаданно. Когда Попов в очередной раз выразил недовольство моими вольностями нашему комбату майору Лобачеву, последний вскипел. Добрейший комбат ранее был начальником облземотдела не то в Куйбышевской, не то в Саратовской области. Накануне войны он был избран в Верховный Совет РСФСР. Лобачев вызвал меня к себе: «Зачем ты отправляешь свои рапорты о демобилизации по воинским инстанциям? Так ничего не добьешься. Ты на последних выборах за кого голосовал?» Ничего еще не понимая, я ответил: «За Малиновского». «Вот ему и пиши свои послания; Но адресуй их не маршалу и командующему округом, а депутату Верховного Совета СССР. Понял?!»

Мудрый совет Лобачева я почти мгновенно использовал, и через некоторое время, летом 1947 года, ошарашенный Попов получил приказ из Хабаровска: «Демобилизовать!» Промурыжив меня в полку до осени, мой мучитель все же вынужден был пойти на попятную и дозволил убыть из части. В столицу нашей Родины Москву я прибыл после пятилетнего отсутствия в конце октября 1947 года.

Еще в Забайкалье я с горечью убедился, что особой одаренностью для большого футбола не обладаю. Моим козырем была способность к быстрому бегу! Я без всякой специальной подготовки легко пробегал стометровку за 11,5—11,6 секунды. В то время этот результат соответствовал второму разряду. Таких игроков после войны называли бегунками. Так вот за счет быстрого бега я и играл крайним форвардом. Но 17 мая 1943 года я был ранен в правую ногу. Осколок задел сухожилие, и нога часто болела. Хорошо обращаться с мячом я уже не мот и тогда-то окончательно убедился, что мастера футбола из меня не получится.

Лет до тридцати пяти я занимался легкой атлетикой в обществе «Авангард». Даже выезжал на всесоюзные спартакиады. Тогда в зачет шли только разрядные результаты, а я без особых проблем свободно их выполнял в беге на 100 и 200 метров, а также и на очень трудно мне дававшейся четырехсотметровке. Меня, как правило, еще ставили в эстафетную команду 4x100 метров. Таким образом, я давал в копилку своей команды очки по четырем видам спартакиад.

Сейчас, вспоминая свою футбольную жизнь в 1945—1947 годах, могу признаться, что запамятовал почти всех членов нашей команды. Я бы, наверное, не вспомнил и нашего бравого защитника и капитана команды Поварова, если бы судейские пути-дороги не привели меня в середине 60-х годов в Читу. Оказалось, что Поваров стал там тренером команды мастеров «Локомотив». После игры мы с ним почти до утра вспоминали о наших футбольных коллизиях двадцатилетней давности.

Встречи с великими

На протяжении своей насыщенной событиями жизни в футболе мне посчастливилось общаться и дружить со многими людьми, имена которых предваряются словом «великий». О них я вспоминал в книге «Поклонимся великим мастерам», выдержавшей два издания. Мне приятно привести слова заслуженного мастера спорта, чемпиона Европы 1960 года Виктора Понедельника. В предисловии к моей книге он отмечал: «Насколько помню, никто еще из пишущих о футболе не задавался Целью создавать мартиролог о людях футбола, ушедших из жизни. Такие исследования решился взять на себя известный в 60—70-е годы Почетный судья по футболу Марк Рафалов. К несомненной заслуге автора следует отнести поиск мест захоронения гвардейцев футбола — работу, требующую огромного трудолюбия, подвижничества и преданности любимому делу. Привлекательна и еще одна сторона книги: с подавляющим большинством людей, о которых взволнованно, а порой с трепетной нежностью пишет М. Рафалов, он был знаком лично. Поэтому многие его воспоминания читаются с волнительным вниманием. Особенно удались, на мой взгляд, рассказы о встречах с великими тренерами: Б. Аркадьевым, Г. Качалиным, В. Масловым, М.Якушиным. Много интересного узнают читатели книги, познакомившись с эпизодами жизни незабываемых гроссмейстеров футбола В. Боброва, Г. Федотова, Л. Яшина...»