Читать книгу "Храпешко - Эрмис Лафазановский"

Храпешко продолжал:

— А вот послушай, что со мной произошло в Аравии. Один великий эфенди для своей дочери, которая была красивее, чем все, что ты можешь себе представить о женской красоте, приказал построить замок, дабы запереть ее там, чтобы глаза, смертного не коснулись ее святой красоты. До тех пор, пока лично он, великий визирь, не найдет ей подходящую партию. С этой целью он приказал вызвать самых сведущих архитекторов и искусных производителей различных предметов из всего Восточного Царства от Сирии до Багдада. Я оказался в одной команде экспертом-консультантом по стеклянным предметам. Так вот, мое умение удивило множество людей, я даже не ожидал такого, и я взял дело в свои руки. И построил стеклянный замок. Но поскольку замок был целиком из стекла, то было очень просто наблюдать за прекрасной невестой, ходившей по комнатам. К моему великому горю, ее отец узнал о том, что я поступил противно его желаниям, а узнал он таким образом: однажды ночью он прокрался к замку и увидел, как мы с ней сладострастно наслаждаемся друг другом. Он увидел нас, потому что замок был из стекла, так ведь? И что решил сделать этот визирь? Решил немедленно снести замок с нами обоими внутри. Мы, к сожалению, не сумели вовремя понять, что он нам готовит, и…

— И..?

— Нас превратили в пустынных стеклянных змей…

Тут Храпешко увидел, что глаза Бридана наполнились печалью, и сразу добавил на одном дыхании, — а принцессу эту звали Гулабия!

— А научился ли ты там какой-нибудь новой технике иди еще чему-то подобному? — спросил Миллефьори, подивившись последнему рассказу.

— Я научился делать чешми-бюльбюль.

— Чешми-бюльбюль?

— Именно.

Миллефьори возбудился и вскочил со своего места так резко, что упал и разбился целый стеклянный сервиз. Сын Храпешко задрожал, но, к счастью, он уже выучил итальянский и понял, что это было чисто творческое возбуждение, не более. Кроме того, его успокоили ласковые слова отца.

— Сделаешь одно такое стекло для меня?

— Может быть, — сказал Храпешко, — только моя горькая судьба в настоящее время не позволяет мне выдувать, потому что душа у меня нечиста и дыхание у меня черно. Мысли мои темны, а сердце мое трепещет! И пока это так, я ничего не смогу сделать.

Тут он рассказал о великом горе, которое его постигло, и не только о том, с Гулабией, но и с Мандалиной, которая «больше не интересуется большим искусством, а интересуется только большой прибылью».

— Дорогой Храпешко, ты пришел в нужное место, — сказал ему Миллефьори, — в край художественного стекла, в страну стекла Мурано. Здесь для тебя работы сколько угодно, а твой сын научится прекрасному ремеслу.

Потом, принеся новые горячие напитки в другом стеклянном сервизе, Миллефьори рассказал свою историю о том, что после смерти Отто все стало быстро приходить в упадок, и что Мандалина, может быть, и могла бы наладить работу, если бы не этот проклятый Гуза, который все время крутился около… и поэтому Миллефьори собрал манатки и возвратился туда, откуда пришел.

— Здесь тебе будет хорошо! Я лично… — сказал Миллефьори… — сделаю тебя коммивояжером.

— Что это такое?

— Будешь продавать нашу продукцию… по всей округе.

— Согласен, — сказал Храпешко, — и так грудь у меня сохнет, да и второй глаз медленно, но верно мутнеет.

64

Следующие несколько лет Храпешко провел как коммивояжер. Чтобы не было скучно, он постоянно рассказывал своему сыну Бридану о захватывающих приключениях, случившихся с ним во время его путешествий. Бридан даже спрашивал себя иногда, как же Храпешко удалось так повидать мир, когда он постоянно находился рядом с ним.

Вот некоторые из них.

— Если ты когда-нибудь приедешь в Калькутту, то, как выйдешь из города с восточной стороны, пройдешь две-три деревни и в лесу, в нескольких километрах оттуда, увидишь древний храм, скрытый от посторонних глаз густой листвой высоких деревьев, в котором живут несколько десятков отшельников. Попроси их позволить остаться у них переночевать. Они, как того требует их религия, удостоят тебя самых высоких почестей. Расскажут тебе о своей подвижнической жизни, и ты будешь весьма удивлен и, главное, благодарен им за их гостеприимство. А когда придет время ложиться спать, не смей даже глаз сомкнуть, лежи и жди, пока все не уснут. И будь внимателен! Они встают рано, до рассвета, так что кто-нибудь может заметить, что ты не спишь. Значит, глаз не смыкай, а когда ты почувствуешь, что все спят и не шевелится ни одна живая душа, только духи их предков в виде пальмовых листьев колышутся на ветру, тихо встань. Встанешь и пойдешь к священной комнате, в которую тебя не водили, потому что вход чужестранцам туда запрещен. И ты как чужестранец не должен туда входить. Так вот, когда ты тайно войдешь в эту комнату, а найдешь ты ее легко, потому что все коридоры в этом храме ведут к ней, то посередине ты увидишь большую статую Кришны… нет, извините, Будды с пузом. То есть с животом. Этот Будда широко известен, потому что глаза у него сделаны из наилучшего стекла опалового и изумрудного цвета. Хорошо посмотри на эти глаза. И запомни их. Потому что эти глаза — мои.

— Ох, какая удивительная история, — восторгался сын. — Расскажи мне, как это было.

— Эх, как было. Так получилось, что те монахи иногда не смотрели, как надо, за своим Буддой, потому что были, заняты повседневной деятельностью в храме. Какие-то воры, воспользовавшись благоприятной ситуацией, украли глаза Будды. А эти глаза обладали целительной силой. Ну так вот, как ты знаешь, я как коммивояжер и представитель производителей стекла, из Центральной Европы как раз тогда находился в Калькутте, а было это в то время, когда индийцы были не слишком благосклонны к английскому правительству, которое, как ты знаешь, эксплуатировало их в хвост и в гриву. Там была какая-то женщина, которая в то время выработала некую позицию в этой связи, но не лови меня на слове, не припомню, как ее звали. Во всяком случае, индийцы считали, что именно англичане украли глаза Будды из мести, или еще из, кто знает, каких, может быть, музейных соображений, и сильно обозлились на англичан, можно было даже предположить, что этот неприятный инцидент еще больше обострит отношения между двумя странами. Как бы то ни было, я был там и добровольно согласился успокоить страсти, предлагая сделать пару новых глаз для Будды.

— Никто не может сделать такие глаза, потому что они исцеляют. — Так они сказали мне.

— Я обладаю такой способностью, — сказал я им, — своим собственным дыханием, с помощью которого я соберу всю энергию Вселенной, я создам такое исцеляющее стекло!

Понятно, что индийцы приняли мое предложение, но при условии, что в производстве стекла примет участие Вайшанкари Баба, деятель искусства, гордость индийцев тех краев. Я согласился и не пожалел об этом, потому что многому научился у этого Вайшанкари.

На следующий день мы приступили к работе.