Читать книгу "Институтки. Тайны жизни воспитанниц - Надежда Лухманова"

– Ну, m-lle Нот, спешите, – сказала старуха Волкова, дама третьего класса, – наши сорванцы опять что-то выдумали. Вы не заметили, Франк что-то несла на руках?

– M-lle Нот, Франк вынула из трубы большую крысу, – доложила какая-то девочка.

– Как крысу? Какую крысу? Вы меня с ума сведете! Кто видел крысу?

– Ах, m-lle, я не видела, мне так сказали, она понесла ее к Maman, с ней побежал чуть не весь класс.

– Крысу, к Maman? Да что же это такое!

С m-lle Нот на этот раз действительно сделалось дурно, но никто из девочек не побежал за водой.

– Барышни, барышни, что вам надо? – спрашивала горничная Maman Наташа, выйдя в коридор.

– Наташа, милая, хорошая, что Maman делает?

– Баронесса книжку читают, сидят у окна.

– А какой на ней чепчик? – спросила Евграфова.

– Барышни, не шумите. Господи, да что это вы держите, мамзель Франк?

– Наташа, душечка, доложите Maman, что первый класс пришел к ней, что мы спасли собаку и умоляем, просим Maman принять нас.

Наташа пошла докладывать.

– Назарова, ты будешь говорить по-французски?

– Пустяки, Франк, говори сама, у тебя и собачка на руках.

– А какая она хорошенькая, глазки черненькие, – и дети снова кинулись целовать бедную грязную собачонку.

– Maman идет, Maman!

Maman вышла в чепце с пунцовыми лентами и с ласковым лицом.

– Maman, Maman, – дети бросились целовать ее руки, – мы спасли собачку и принесли ее подарить вам.

Франк выступила вперед и, протягивая собачку, рассказала, как они спасли ее. Maman рассмеялась, поцеловала детей и дала слово оставить у себя собаку.

– Франк, пусти ее на пол.

Собачка на полу имела самый жалкий вид.

Маленькая, белая с желтыми пятнами, лохматенькая дворняжка дрожала и, поджав хвост, глядела умоляющими глазами на Франк, которую признавала своей спасительницей.

– Франк, снеси собачку Наташе, скажи, я велела ее накормить и закутать во что-нибудь, а вечером вымыть. Завтра я вам позволю прийти посмотреть ее, а теперь, Франк, иди в бельевую и скажи, я велела выдать тебе все чистое. Adieu, mes enfants, conduisez-vous bien – cette fois je ne vous gronde pas[98].

С неистовым восторгом дети влетели в бельевую и авторитетно, от имени Maman, потребовали для Франк всю чистую перемену.

Звонок к обеду давно уже собрал в столовую всех девочек. Перед прибором m-lle Нот стояли склянки с эфиром, валерианой и мятой, она нюхала их по очереди и мрачно глядела в сад. Наконец оттуда появилась веселая группа девочек. Надя Франк шла вся в чистом и выделялась белым пятном среди уже запылившихся девочек, носивших третий день свои передники.

– Mademoiselle Франк! – накинулась на нее Нот. – Вы опять бунтовать! Куда вы бегали? Какую крысу вытащили? Да говорите, ради Бога!

Девочки в десять голосов рассказали классной даме о своей находке и о доброте Maman. Затем, не слушая больше ее восклицаний и угроз, девочки набросились на свой остывший обед, а разговор вертелся вокруг того, как назвать собачку: Trouvé, Ami или Cadeau[99].

Maman сдержала свое слово; собака, вымытая и накормленная, оказалась ласковой и веселой. После выпуска первого класса она жила на попечении Наташи, а затем, когда Maman, баронесса Ф., оставила свою службу директрисы и уехала в имение к дочери, собачка, которую назвали Cadeau, уехала вместе с ней.

Женя Терентьева изготовила еще медаль с надписью «За спасение Cadeau».

Глава VI. Конец каникул. – Первые розы. – L’Egypte. – Русалочка. – Солнце в руках. – Ирочка Говорова. – Разговор co Шкот

Август уже подходил к концу. Клен зарумянился, а на липе золотыми пятнами пошел желтый лист. Погода стояла еще теплая, и девочкам жаль было расставаться со своим старым садом, не хотелось снова запираться в душных классах, браться за книги – словом, входить в рутину зимней институтской жизни.

Для первого класса это была последняя зима. Снова придет весна, зазеленеет старый сад, прилетят знакомые птицы вить гнезда, сбегутся с чердаков и из темных подвалов голодные, исхудалые «Наполеоны» и «Ристори»; но первому, выпускному, классу будет уже не до них. 1 мая, как в волшебной сказке, раскроются перед ними каменные стены, и тридцать девушек в белом выйдут в широкий свет, и пойдет каждая из них искать в нем свою долю земных радостей и страданий.

– Надя Франк, в приемную! Франк! Где Франк? К ней приехал брат, ее зовут в маленькую приемную!

– Иду, иду! Тут я! Кто пришел ко мне, не видели?

Франк бежала из сада, вся запыхавшись. Ее толстые косы, еще по-летнему распущенные за спиной, били ее по плечам, густой волной сбегали на лоб, пелеринка была на боку, а в переднике она держала завернутую куклу.

В старшем классе была «мода» играть в куклы, и куклы у всех были одинаковые: фарфоровая вертящаяся головка, фарфоровые же ручки и ножки и лайковый животик «с пищалкой». При выпуске каждая обладавшая таким «baby»[100] дарила его своей обожательнице из младшего класса.

– Кто ко мне пришел?

– Должно быть, брат, Яков сказал: офицер.

– Андрюша!

И Франк опрометью бросилась к каменному подъезду, хлопнула тяжелой дверью, промчалась мимо швейцарской, рванула дверь приемной и чуть не бросилась на шею совершенно незнакомому ей белокурому офицеру.

– Ах! – И девушка остановилась как вкопанная. Яркое солнце, врывавшееся в окошко приемной, снопом лучей легло на ее рыжую голову, осветило розовым блеском взволнованное, смущенное личико и предательски блестело на фарфоровой кукле, голова и руки которой выглядывали из скомканного передника девушки.

Молодой офицер, стоявший у окна спиною к двери, обернулся, услышав торопливые шаги, и тоже чуть не ахнул, увидя перед собой девушку. Ему показалось, что старый сад, которым он только что любовался, выслал к нему одну из своих нимф, всю сотканную из свежего аромата зелени и ярких лучей солнца…

– Простите, – начала девушка, – я ошиблась, меня вызвали к брату…

– Mademoiselle Франк? – спросил офицер.

– Да, я Франк…

– Так я к вам от вашего брата, я его товарищ по полку. Я был здесь в командировке и завтра уезжаю обратно в Одессу… он взял с меня слово повидать вас.

– А когда он приедет?

– Он раньше, чем зимой, не приедет, но хлопочет о скорейшем переводе в Петербург, он знает, как его здесь ждут, ведь он теперь совсем сюда к вам.