Читать книгу "Тетрис с холостяками - Ирина Мазаева"

Эллочка почувствовала себя защищенной. Не уверенной в себе, длинноногой, с накладными ногтями, девицей с глянцевой обложки, вертящей мужиками, как захочется, – нет. Просто настоящей женщиной, которая, имея надежную опору в жизни, способна жить и творить.

Эллочка перестала бояться цветастых передников, борща по воскресеньям и маленьких детей. Эта прежде невыносимая для нее сторона жизни открылась теперь в каком-то ином свете. Когда-то Эллочка, проработавшая пять лет в бабском коллективе, насмотревшаяся сериалов и пережившая первый неуклюжий брак, до смерти боялась обабиться. А теперь с удивлением обнаружила в себе тайную любовь к жарке котлет для того единственного мужчины, который звонил в дверной звонок длинно и призывно и всегда приходил с подарочком. Эллочка открывала – Окунев входил.

Можно было, конечно, не жарить котлеты, а ужинать в ресторане, и не устраивать рандеву в хрущевке, а встречаться в роскошной, с настоящим камином, квартире Окунева. Окунев сначала не мог понять, зачем все это нужно, но потом и до него сквозь проценты по кредитам и цены на рынке Юго-Восточной Азии стали доходить одна за другой простые истины.

У себя дома Эллочка была хозяйкой. Эллочка стояла у плиты в цветастом передничке, а Окунев сидел на шаткой табуреточке и смотрел на нее. Котлеты шипели и распространяли восхитительный запах по всей квартире. Тикали часы, в ванной капало из крана, а соседский мальчик выводил за стеной что-то томное на скрипке. Однажды шаткая табуретка сломалась под Окуневым, и он упал под стол. Они вместе смеялись.

Потом Окунев порывался выкинуть на помойку табуретку и заказать новый кухонный гарнитур. А Эллочка, расстроенная, сказала, что это табуретка досталась ей от бабушки и дорога как память. Тогда Окунев взял в руки инструменты и, чертыхаясь, стал чинить табуретку. Эллочка стояла у плиты – Окунев в коридоре возился с табуреткой. И до того у них обоих хорошо было на сердце...

«Никого не нужно переделывать, – думала Эллочка, – нужно просто суметь увидеть человека таким, какой он есть на самом деле – настоящим».

Оживал, оттаивал, очеловечивался рядом с нею «владелец заводов, газет, пароходов», превращался в Сереженьку.

Расцветала, хорошела день ото дня, умиротворялась рядом с ним Эллочка.

И не надо им было играть в игры, придумывать интриги, бороться не на жизнь, а на смерть.

«Мужчины упрекают женщин в том, что им постоянно нужны шубы, машины, Канары – деньги, – думала Эллочка, – но ведь по-настоящему женщинам нужны только любовь и забота. И лишь когда мужчина не может дать ей это, женщина начинает требовать денег».

Починенная табуретка грела Эллочкину душу гораздо лучше, чем грела бы тело норковая шуба.

Эллочка понятия не имела, сколько денег у Окунева, сколько он может позволить себе тратить. Иногда, когда она ночевала одна, Эллочка лежала на кровати, пялилась в потолок и думала о том, чего бы ей хотелось.

Шубу? Но Эллочка была против шуб из натурального меха. Однажды она была с классом на экскурсии на норковой ферме, тысячи маленьких грязных озлобленных зверьков в клетках поразили ее до глубины души.

Машину? Но Эллочке не хотелось водить машину. Ей гораздо приятнее было сидеть на заднем сиденье рядом с Сереженькой. Или рядом с ним впереди, когда он сам садился за руль. Или заказывать такси.

Украшения? Эллочка не представляла себе, куда она сможет выйти, увешанная бриллиантами. На работу? В паб с Маринкой и Данилкой? Разве что в ресторан с самим Окуневым. Но зачем? Чтобы потрясти его, подаренными им же, драгоценностями?

Или просто Эллочка все не могла поверить в то, что не нужно больше считать деньги от получки до получки? Не могла поверить, что можно на самом деле купить пару вороных и ландо, можно устроить бал, можно купить загородный дом?

«Дура ты, дура! – хваталась за голову Маринка. – Багамы, Гавайи и Мальдивы, Париж, Лондон, Нью-Йорк, бутики, бассейны, апартаменты, кофе в постель, вышколенная прислуга, умелые массажисты, конные прогулки, коктейли, банкеты, вечерние платья, драгоценности, „Бейлиз“, „Джек Дениелс“, „Вдова Клико“, кредитные карты, ванна с шампанским, личный самолет и жизнь, как праздник. Вот твое будущее! Вот, о чем надо мечтать, к чему нужно стремиться! А она сидит и пускает слезу умиления от того, что ему удалось лишний раз заскочить к ней на ужин!»

Эпилог

Багамы, Гавайи и Мальдивы, Париж, Лондон, Нью-Йорк, бутики, бассейны, апартаменты, кофе в постель, вышколенная прислуга, умелые массажисты, конные прогулки, коктейли...

– Милая, – Окунев сгреб Эллочку в охапку, – ты никогда меня ни о чем не просишь. А ведь я на самом деле далеко не бедный человек. Я решил устроить тебе праздник. Собирайся!

...Банкеты, вечерние платья, драгоценности, «Бейлиз», «Джек Дениелс», «Вдова Клико», кредитные карты, ванна с шампанским, личный самолет и жизнь, как праздник.

Черный джип, легко покачиваясь – скорость почти не чувствовалась, – летел по шоссе прямиком в рай. Эллочка, свежеиспеченный помощник по связям с общественностью, сидела на переднем сиденье с завязанными глазами и игриво ныла:

– Дорогой, ну скажи, куда ты меня везешь? Я умру от любопытства раньше, чем мы доедем.

Багажник был забит Эллочкиными чемоданами: самыми роскошными платьями, которые щедро дарил ей Окунев, самыми откровенными купальниками, которые она, каждый день – все сексуальнее, покупала себе сама, самыми лучшими туфлями и босоножками – вместе они скупили все, что хоть сколько-нибудь понравилось Эллочке, благо магазин принадлежал Окуневу.

– Ну, потерпи, дорогая, – шептал Сергей, наклоняясь, ей в ухо, – уже скоро.

«Багамы или Мальдивы? – загадывала Эллочка. – Или это уже не модно? Ах, главное – не опростоволоситься. Может, теперь отдыхают только в Папуа – Новой Гвинее?»

Последние три часа их поездки машину нещадно трясло, но Эллочка, свернувшись калачиком на широком сиденье, ничего уже не замечала – она спала.

– Дорогая, просыпайся, мы приехали.

Эллочка, сонная, мало что понимающая, вылезла из машины и тут же провалилась по щиколотку в своих туфельках от «Dolce & Gabbana» в рыхлую землю.

Джип стоял на краю картофельного поля. С противоположной стороны к полю прилепился деревенский домик, откуда им радостно махала рукой какая-то бабулька. Справа торчали три кривые яблони, под которыми стояла и равнодушно жевала жвачку корова.

Эллочку едва не хватил кондратий.

Окунев восхищенно оглядел пейзаж, вдохнул воздух всей грудью и гордо произнес:

– Красиво?

Эллочка, чтобы не упасть, прислонилась к машине.

– Ты не представляешь, как надоели все эти Багамы, Мальдивы. Я ведь русский мужик. Дед мой был простым крестьянином... И мне вдруг так захотелось провести отпуск на земле. Пить по утрам парное молоко. Представляешь, только ты и я... Будем спать на сеновале... Купаться на закате в речке...