Читать книгу "Тайны острова Пасхи - Андрэ Арманди"

― Тише! Корлевен, ждут вас. Торопитесь.

― От всего сердца?

― От всего сердца!

Еще несколько мгновений взгляд его изучал меня, а я ― я изучал сам себя, чтобы улыбнуться ему. Зачем я так глупо испортил его радость?..

― Поезжайте. В темноте каменистая дорога ― плохая дорога, а солнце садится. Торопитесь.

Последний вопрошающий взгляд, крепкое пожатие рук... и он ушел.

Шум его шагов по скалам становится глуше; камень скользит, катится и падает с приглушенным стуком в долину. Потом топот лошадиных копыт... все дальше... все тише... и ― тишина.

Луч заходящего солнца зажигает пожар в отдаленных стеклах окон гасиенды. Я чувствую в глубине души последнее движение обиды, но оно быстро проходит.

* * *

Чтобы встряхнуться от скучных мыслей, я поднялся по тропинке до западного гребня. Там есть что-то вроде террасы, прилепившейся к скалам; беспорядочно наваленные камни окружают ее. Площадка эта кажется спокойной бухточкой среди бурного моря камней. Это высшая точка, с которой открывается весь западный горизонт.

Спокойствие вечера нисходит в мою душу. Там, на горизонте, солнце ― только красный шар без лучей, погружающийся в пропасть; из-за преломления лучей через далекие туманы диск его сжимается, вытягивается, искажается. Сначала он делается широким овалом, потом чем-то вроде миски, гриба, раскаленной подводной лодки, чечевицы, потом становится едва выпуклой линией, потом огненной чертой... и исчезает.

Красноватые облака темнеют, ночь надвигает свое покрывало с востока на запад. Какая красота!..

Кто-то шевельнулся... там... направо!..

Это ― тень!.. О! это, конечно, она!.. Я узнаю ее, хотя и никогда не видел. Я трогал ее руками, и ощущение это воссоздает во мне ее силуэт...

Это ее тонкое тело, нежное и гибкое, задрапированное в тонкие ткани, развевающиеся под тихим дыханием вечернего ветерка; на ладони моей руки сохранилось ощущение от этой трепещущей груди, теперь закрытой ниспадающими складками легкой ласкающей ее ткани; волнообразная поступь ее ― да, это та ловкость ящерицы, та грациозность, которые я уже ощущал.

Стоя на краю утеса, протянув обе руки к водной пропасти океана, в которой исчезало солнце, она как бы погружена в возносящую душу молитву.

Я прижался к выступу скалы и вижу, как тень черного силуэта вырезается на бледном умирающем небе. Легкий северо-восточный ветерок играет длинными черными локонами ее легких, мягких волос; тонкий профиль ее тонет в волне этого движущегося шелка.

На ней тонкое индейское платье, какое носят туземные женщины, оставляющее обнаженными ее шею, руки и ноги ниже колен. Тонкие голые ножки зашнурованы в кожаные мокасины. Голова не покрыта.

Нас отделяют лишь несколько шагов. Я хотел бы остановить свое сердце, так сильно бьется оно.

Как хотел бы я увидеть ее лицо!.. Как хотел бы я, чтобы она на меня взглянула!.. Я не смею двигаться из опасения, что она исчезнет среди скал, как блуждающий огонек...

Но вот руки ее опускаются, но вот лицо ее поворачивается; ветер, к которому она становится лицом, отбрасывает на затылок волну ее волос, и профиль ее обрисовывается на фоне неба, как тонкая камея... О, безумие!..

* * *

Услышав восклицание, вырвавшееся у меня при виде ее лица, она прыгнула, как зверь, попавший в ловушку; но на этот раз я был более ловок, чем она, я быстро отрезал ей отступление.

Она стала пятиться до стены неприступной скалы и прижалась к ней; в ее глазах был безумный ужас, ужас пойманного животного. Электрический факел, зажженный мною, залил ее светом и ослепил ее. И, не обращая внимания на ее ужас, я смотрел... я смотрел на нее с каким-то чувством безумного испуга.

Да, это ее чистый лоб и продолжающий его прямой нос, как на античном профиле греческих статуй; да, это дрожащий венчик ее ноздрей, ее благоуханный рот ярко-вишневого цвета, с нижней губой, как бы слегка разделенной легким холмиком на две части; это неясная волна ее волос, убранных на ночь; ее подбородок, выражающий упрямство и твердую волю; это ее тонкая круглая шея. Да, это ее прекрасные серые глаза, окаймленные длинными изогнутыми ресницами. Одним словом, это она, это та, от которой я хотел уйти, положив между нами непереходимую пропасть небытия!

Я потушил свой фонарь, который пугал ее, и совсем близко подошел к ней. Она позволила мне взять себя за руку, и в глазах ее погасло выражение трагического испуга. Она взглянула на меня, и слабая улыбка полураскрыла ее губы...

Но нет, однако, это не она, не та, проклятая подруга, которую я оставил там, в Париже, куда она меня привлекла. Нет! Природа могла, играя, дать тебе, красивое дикое дитя, ее глаза, лоб, нос, рот, волосы, но доверчивая и обезоруживающая улыбка, с которою ты меня узнала, улыбка, слегка робкая, слегка упрямая, слегка насмешливая, ― это твоя улыбка и не имеет ничего общего с изученным движением рта той, оставшейся в Париже.

Я не смею ни говорить, ни сделать движения, боясь спугнуть этого красивого зверька, который понемногу приручается; очень медленно, почти не сжимая, я поднимаю к своим губам ее маленькую руку, лежащую в моей ладони, и только слегка касаюсь ее губами. Своей свободной рукою она касается моего лба и говорит мне, улыбаясь:

― Выздоровел?

― Так это, значит, тебя, маленькая фея, я держал, в своих руках в ту ночь?

Она еще больше улыбается:

― Вы тогда очень меня напугали!

Она говорит по-французски с очаровательным акцентом, одновременно и носовым и слегка шепелявым, произнося «р» как «ль» и заканчивая слова нараспев.

― Кто научил тебя нашему языку, милая дикарка?

― Святые отцы, воспитавшие меня.

― Как твое имя? Где ты живешь?

Под легкими шагами катятся камешки по южному склону хребта. Она прикладывает палец к губам.

― Тише! Я слышу ― идет Атитлан. Возвращайся в свою пещеру. Я уйду.

― Ты, значит, знаешь, где мой лагерь?

― Знаю, а также и то, что сегодня ночью ты в нем будешь один.

― Ты, значит, все знаешь, маленький демон?

― Да, господин Веньямин.

― Ты знаешь даже имя, которое они мне дали?

Лукавая улыбка освещает ее лицо.

― Через вашу полотняную дверь слышно очень хорошо.

― Ты подслушивала?..

― Вот Атитлан. Беги.

― Ты придешь?

― А разве я тебе уже не сказала?

Теперь шаги приближаются. Я целую маленькую ручку, оставшуюся в моей, и убегаю по тропинке, спускающейся к нашей пещере.