Читать книгу "Зеркало сновидений - Валерия Вербинина"

«Значит, Варя умрет, и я стану вдовцом. Нехорошо, конечно, опережать события, но если сны Арсения сбываются, то и этот сбудется. Да… как сказал однажды Павел Иванович, лучше самому стать вдовцом, чем оставить вдову. — Базиль встряхнулся. — Шутки шутками, но так, наверное, будет лучше для всех. Варя в последнее время всех грызет. Как Митеньки не стало, она словно с цепи сорвалась. Маша страдает, Арсений тоже, я… обо мне вообще нечего говорить. Без Вари нам будет легче. Маша, может быть, станет переживать первое время, но потом привыкнет. Ну и вообще… С Лили я смогу встречаться когда захочу. Жениться, само собой, не женюсь — хватит того, что у Арсения была мачеха. Да… а жизнь-то налаживается, а?»

«Господи, какой кошмар, — думала шокированная Машенька, от которой не укрылся ни довольный блеск в глазах отца, ни улыбка, то и дело возникающая на его губах. — Он уже представляет, как будет жить без мамы. Еще и француженку эту мерзкую в дом приведет, фу… С мамой, конечно, тяжело, но видеть здесь чужую женщину… нет, ни за что, ни за что!»

Базиль поглядел на часы, спохватился, что его ждут (кто и где, он уточнять не стал), и удалился еще до того, как подали чай. После его ухода в столовую словно вползла большая клейкая пустота, которая обволокла оставшихся и отгородила их друг от друга. Наконец Машенька решилась прервать затянувшуюся паузу.

— Интересно, Оля тоже видела сон, — пробормотала она, не прибегая к вопросительной интонации, так что получилось скорее утверждение, чем вопрос.

— Наверное, видела, — ответил Арсений. — Ей ведь снились и предыдущие сны тоже.

— Египетский мост от нас далеко, — заметила Машенька, испытующе глядя на брата. — Ты уверен, что это был именно он?

Пришлось Арсению рассказать ей в подробностях свой сон. Молодой человек описал, как увидел в воде тело, и, спохватившись, попросил у сестры прощения за то, что ему приходится говорить о ее матери.

— Мне очень жаль, что так вышло, — добавил Арсений, волнуясь.

— Нет, — сказала Машенька медленно, словно взвешивая каждое слово. — Не думаю.

— Но…

— И мне тоже не жаль, — упрямо проговорила девушка. Ее губы задрожали. — Она меня ненавидит. Тебе-то хорошо — ты можешь уехать в полк и забыть о ней. А мне даже некуда деться.

Арсений собирался ответить, что в Виленском полку его никто не ждет, но посмотрел на сестру и решил промолчать. Деликатность тут была ни при чем: молодой человек неожиданно понял, что не доверяет ей и никогда больше не сможет доверять. Долгое время он тешил себя мыслью, что в семье, состоящей из равнодушного отца, враждебной мачехи, сводного брата и сводной сестры именно Машенька является самым близким ему человеком. Разница в возрасте была не такой большой, как у него с Митенькой, а кроме того, Арсению казалось, что сестра разделяет его любовь к стихам и вообще многие его взгляды. Теперь же он знал, что он один, и всегда был один, и что единственные близкие существа, которые никогда его не предадут, были и не существа вовсе, а книги, которые он любил. Возможно, для другого это открытие стало бы личным крушением, но Арсений только передернул плечами, подумал: «Ну и пусть!» — и стал допивать остывший чай.

Глава 21

Свидетель

— Да, он пришел в себя, — подтвердил доктор, окинув Амалию быстрым взглядом и сразу же определив, что дама, стоявшая напротив него, принадлежала к более высокому социальному слою, чем семья Шаниных. — Но молодой человек до сих пор очень слаб, и, по совести говоря, я вовсе не уверен, что посещения посторонних пойдут ему на пользу. Так или иначе, сударыня, я должен знать цель вашего визита. Зачем вам понадобился Николай Шанин?

— Затем, что только он может пролить свет на некоторые обстоятельства, — ответила Амалия, решив не обращать внимания на попытки врача поставить ее на место. «С виду лет тридцати трех — тридцати пяти, явно из разночинцев, речь грамотная, но кое-где все же проскальзывает окающее произношение… Плохо, что он принял меня за скучающую даму, которая пришла сюда из любопытства. Хороший доктор должен быть умнее и уж точно не стремиться настроить против себя посетителя, кем бы он ни был».

— Обстоятельства? — с некоторым удивлением повторил собеседник. — Что за обстоятельства?

— Буду с вами откровенна, — сказала Амалия. — Я полагаю, что молодой человек мог упасть с лестницы не по своей воле. Если я права, злоумышленника нужно найти, и я обещаю вам, что его будут искать. Но я не могу ничего предпринять, пока пострадавший не подтвердит, что он действительно упал не сам.

Видя, что ее собеседник находится в некотором затруднении, она прибавила:

— Вы ведь наверняка общались с ним, когда он пришел в себя. Скажите, он не упоминал, что…

— Нет, — признался доктор, — по правде говоря, мне даже в голову не приходило, что… — Поколебавшись, он решился. — Подождите здесь, сударыня. Я должен взглянуть, в каком состоянии пациент. Если я буду уверен, что ваш визит не причинит ему вреда… — Он сделал несколько шагов прочь, но внезапно остановился и вернулся к баронессе Корф. — Я могу сказать ему о цели вашего визита?

— Разумеется, — ответила Амалия. — Я не собираюсь ее скрывать.

Доктор удалился, и она осталась в больничном коридоре наедине со своими страхами. В ее время люди предпочитали болеть дома, больницы же считались заведениями для малоимущих, которые не могли позволить себе собственного врача. Бедолага вроде Коли Шанина тоже мог оказаться в больнице, потому что врачи сочли его случай слишком серьезным, и здесь за его состоянием было легче следить. И хотя больницы попадались разные, большинство людей воспринимало их как место, напоминающее о бедности, о смерти и, кроме всего прочего, закосневшее в казенном безличии. Тяжелобольные отказывались ложиться в госпиталь, предпочитая умереть дома среди знакомых стен, а не на больничной койке. Выражение «умер в больнице» было равнозначно признанию нищеты и жизненного краха. И, стоя в коридоре, пропахшем запахами лекарств и йодоформа, Амалия не могла не думать о людях, которые находились в этих стенах, об их страданиях, их борьбе, их слабости и их мужестве. И одновременно, так как она привыкла не лгать себе, она думала о том, что ей было бы куда приятнее находиться где-нибудь в другом месте, где можно забыть, какая тонкая грань отделяет бытие от небытия.

«Жизнь — это когда ты веришь, что идешь по твердой почве, — смутно подумала Амалия, — а потом смотришь под ноги и видишь, что на самом деле ступаешь по тонкому стеклу, под которым бездна… и одной трещины достаточно, чтобы провалиться и упасть туда… безвозвратно…»

— Прошу вас следовать за мной, — сказал вернувшийся доктор. — Больной примет вас.

Лестница, еще один коридор и общая палата, угол которой был отгорожен ширмами. Коля Шанин лежал на кровати, и Амалия, увидев его, внутренне содрогнулась. Вся его дерзость, весь юношеский задор куда-то исчезли, в глазах поселилось страдание, рот кривился в горькой гримасе. Голова Коли и одна рука были перевязаны бинтами, одеяло покрывало его по грудь. Возле кровати сидела воплощенная скорбь — его мать, и Амалии стало не по себе при мысли о том, какую муку Александра Евгеньевна испытывает сейчас. Бледный как смерть Володя стоял у окна и делал вид, что пытается что-то за ним разглядеть, но когда появилась баронесса Корф, он повернул голову в ее сторону.