Читать книгу "Пока ты пытался стать богом... Мучительный путь нарцисса - Ирина Млодик"

– Правильно, – только и выдохнула я, когда Лиза в красках и лицах рассказала мне этот эпизод, – но отца твоего жалко.

– Да, жалко. Он будто подкошен. Эта женщина дала ему под дых: так внезапно и так подло. Понятия не имею, как сейчас ему можно помочь.

– Да чем тут поможешь? Где живет-то сейчас наш раненый герой?

– У бабушки. Я теперь снова часто там бываю. Папа все время просит, чтобы я была рядом как можно чаще. Ему на работу надо выходить, а он как зомби – все время говорит о ней: то боготворит, то ругает, уже устала слушать.

– А что бабушка?

– Бабушка… Топит в презрении, как всегда: «Женщины любят успешных и богатых, чего же ты ждал?».

– А он?

– Он то: «Ей просто задурил голову этот чванливый америкашка», а то бесконечное: «Я ради нее всем пожертвовал, я душу продал ради нее!».

– Да, и ведь правда, почти что душу продал, а Машка такое сотворила. Хотя я давно ждала от нее какой-то пакости, но чтобы так неожиданно и резко…

Что обычно делает среднестатистический русский мужчина, когда его бросает любимая женщина? В произвольном порядке: пьет с друзьями, если они у него есть, много ругается, пытаясь ненавидеть всех женщин одновременно, впадает в непроходимую тоску и уныние, уходит с головой в работу, быстро находит себе другую, желательно помоложе и покрасивее.

Ромка прошел поэтапно практически все вышеперечисленное. Не полегчало. Алкоголь помогал лишь на полвечера, потом друзья становились невыносимыми, ненавидеть всех женщин у него получалось чуть лучше, но не очень помогало. Тоска и уныние были привычным фоном, уйти с головой в работу он не мог, потому что ненавидел то, чем занимался, а для нового и великого не было сил. С тем, чтобы найти себе другую, не было никаких проблем, утешительницы слетелись бы вмиг, как мотыльки на дачный фонарь душной летней ночью. Проблема в том, что делать с этой «другой»? Они ж все были как одна: «совершенно непроходимые дуры». Ромка оказался в тупике.

Тогда он решил бороться. До отъезда Неверной оставалось совсем мало времени. Счет шел уже не на недели, а на дни. Цветы, сюрпризы, дорогие подарки обрушились на пакующую чемоданы Машку. Слезы, мольбы на коленях, серенады под окнами – весь романтический репертуар. У сорокалетнего все это выглядело слегка нелепо, но нашего Ромео это не волновало. Такая бурная активность пробудила в нем, казалось, совершенно потухшую энергию, убийственное обаяние вновь заработало. Легкий налет русской брутальности и «парижский шарм», демонстрация силы, верности и нежности – стопроцентно действующее средство. Удивляюсь, как Машке тогда удалось устоять.

Ромка не только сам старался, он задействовал, вовлекал всех вокруг в эту битву. Сначала он бросил мелкую артиллерию. Самолично заехал за мной после работы, смиренно подождав, пока я разгребусь со всеми делами, усадил в машину:

– Я очень прошу тебя поговорить с Машенькой.

– О чем, Ром? У нас с ней ничего не получается. Мой прошлый разговор провалился. Я не имею на нее вообще никакого влияния.

– Я знаю, но нужно попробовать все. Вдруг какие-то твои слова что-то зацепят в ее душе, вдруг хоть какая-то малость повлияет. Ну ты же бываешь иногда убедительна. Настройся. Для меня это вопрос жизни и смерти.

– Неужели ты не понимаешь, что все это совершенно бессмысленно!

Через полчаса мы были в его бывшем семейном гнездышке. Впихнув меня в квартиру, Ромка совершенно бесстыдно сбежал «по срочным делам». Машка обратила на меня внимание значительно меньше, чем на те чемоданы и коробки, что собирала.

– Уезжаешь? (Глупо, знаю, а что я еще могла сказать в этой ситуации?)

– Как видишь. – Наша Неверная была одета в дорогой спортивный костюм, выглядела спокойной и сосредоточенной. Мне казалось, что я своим дурацким волнением из-за важности поставленной передо мной задачи, слегка сбивала ее с этого медитативного состояния.

– Зачем тебе это, Маш, зачем уезжать? Чем тебе в России плохо?

– Всем.

– А можно чуть подробнее? Просто интересно.

– Действительно хочешь знать? Я ненавижу российских мужчин. Они делают жизнь в этой стране совершенно бесперспективной.

– Маш, ты чего уж про всех мужчин? И почему бесперспективной?

– Да потому. О чем мечтают эти вечные мальчики? Быть героями, великими, гениями – ни больше ни меньше. Если в какой-то момент они понимают, что такими не стали, все – им конец. Он не признаны, не поняты, обижены и больше не желают делать ничего. НИЧЕГО. Если не стал великим до двадцати, то все, дальше можно уже не рыпаться, так, вяленько работать, ворчать о том, что все вокруг «давно погребено под пеплом несостоявшейся интеллектуально-культурной революции в этой забытой всеми богами стране», а главное, ничего не делать! Не пробовать ничего нового, не пытаться что-то изменить. А потом они непременно начинают страдать от того, что они стареют и что у них все болит. ВСЕ болит! И потому лучше даже не двигаться, а ныть и молодиться, втайне завидуя молодым и ненавидя их за это же самое: за молодость и способность рисковать, проявляться, пробовать.

Знаешь, что сделает американец, если выпадет снег и он не может выехать из гаража? Он возьмет лопату и разгребет выезд. И завтра придумает или купит штуку, которая будет делать это автоматически. А что сделает русский мужик? Он начнет жаловаться на погоду.

– Да брось ты, Маш, ну не все же жалуются, кто-то же разгребает. И потом в России всегда было немало и гениев, и героев, и великих.

– Ну да, тебе напомнить, что с ними потом происходило, напомнить, как они заканчивали? Я же говорю: бесперспективно!

– Ты что же, покидаешь Россию по антипатриотическим соображениям? А как же Ромка, как с ним-то быть? Он же любит тебя так, как, может, никто другой любить уже не будет.

– Любит? Как бы не так! Любить – это что, по-твоему? Цветы, восторги, серенады под балконом? Это все подростковые штуки. Да у меня сын взрослее, чем этот якобы взрослый мужчина. Любить для него – вечно держаться за женскую юбку из-за постоянной и НЕУТОЛИМОЙ потребности в утешении и восхищении его талантом. Только в чем именно талант, уже никто не понимает. И что бы ни происходило, восхищенное заглядывание ему в рот – абсолютно необходимый ритуал. Без него у нашего влюбленного наступает такая тоска, хоть вешайся! Это любовь, по-твоему? И знаешь, что самое страшное? Что твои годы уходят, пока ты надеешься на то, что вот-вот уже он поднимется, напитается твоим восхищением и начнет делать хоть что-то.

– Но Ромка же делал, он работал, деньги зарабатывал. Жила ты при нем как у Христа за пазухой. Смотри, какая квартира у вас…

– Зарабатывал. Во-первых, я сейчас зарабатываю не меньше. Во-вторых, если ты приносишь деньги с лицом агнца, положенного на заклание, регулярно ноешь оттого, что из-за этих «проклятых» бумажек ты якобы не стал великим, то кому все это надо. Зачем мне агнец? Мне мужчина нужен, а не жертва, которую только и хочется, что добить и растоптать. Что, судя по всему, в результате и случилось. Я понимаю, что Главной Стервой, конечно, объявят меня. Но мне уже плевать. В конце концов, стерва – это поступок, и если мужчина не способен на поступок, то совершает его женщина, за это ее, как правило, и называют стервой. Ну и на здоровье.