Читать книгу "Ограниченный контингент. Рожденные в СССР - Тимур Максютов"

Хотя красивее некуда.

– Маленькая, я ходил уже. Нет пока свободных квартир. Да, я постараюсь в октябре вырваться на недельку…

– Слушай, Буслаев, не надо ни на недельку, ни на денёчек. И не звони больше, достал.

Гудки.

Шатаясь, вышел на раскаленный солнцем асфальт. Достал из кармана растерзанную пачку «Примы», тупо заглянул в пустое нутро.

Смял и бросил мимо урны.

* * *

– … В Таманскую дивизию по распределению попал. А там кипеш! Ждут приезда министра обороны. Ночей не спим, плац со стиральным порошком драим, деревьям листья, вырезанные из зеленой бумаги, к веткам нитками приматываем – октябрь же, всё облетает… Комполка заикаться уже начал. Начальник политотдела в ротной ленинской комнате обнаружил, что портреты членов Политбюро в каком-то не таком порядке висят – так я думал, что его прямо тут кондратий и хватит. Грохотал, как танковый дизель в закрытом боксе. А нашему батальону поручили всю дорогу от шоссе к дивизии подмести – пятнадцать километров как одна копеечка, блядь! И ещё траву вдоль кюветов зеленой краской покрасить. Так мы в химроте насосы реквизировали, которыми дезактивацию от радиоктивной пыли производят – бодренько так получилось! Ускорение и интенсификация в одном флаконе, блядь! И представляешь, что наш незабвенный Дмитрий Фёдорович Устинов учудил?

– Ну?

– Не в «Чайке» по шоссе приехал, а на вертолёте прилетел, гад. Не смог оценить наших трудов.

Зал для совещаний загрохотал. Начштаба батальона аж повизгивал от удовольствия, утирая выступившие слёзы.

В коридоре зацокали подковками сапоги, дверь распахнулась.

– Товарищи офицеры!

Заскрипели отодвигаемыми стульями, вскакивая. За спиной ввалившегося краснорожего комбата серой мышкой прошмыгнул парторг полка.

– Товарищи офицеры. Садитесь, гаврики. Так, миномётная батарея, людей выделили?

– Так точно, товарищ подполковник, тридцать человек на разгрузку угля, десять – на Химмаш, машина ушла.

– Вторая рота?

– Так мы же в наряд, товарищ подполковник. Караул и столовая. Личный состав готовится.

– А да, точно. Буслаев! Роту принял, акты подписал?

– Никак нет! Ещё занимаюсь.

– Давай не затягивай. К стрельбам готовы?

– Так точно! Разрешите вопрос, товарищ подполковник?

– Валяй.

– У меня некомплект командного состава. Числится командиром взвода лейтенант Чекушкин, а его не наблюдается.

– Гхм. Я за полтора года в батальоне его один раз видел. Он в окружном Доме офицеров конферансье трудится.

– А прапорщик Алиев?

– А это кто ещё?

Подполковник удивленно выпучил глаза в красных прожилках. Парторг кашлянул, поднял руку как школьник-отличник.

– Разрешите, товарищ подполковник? Я напомню: он наглядную агитацию рисует. На полигоне.

– Видал, Буслаев? У тебя не рота, а киностудия, мать его, Довженко. И артисты, и художники имеются. Ещё есть вопросы?

– Никак нет.

Комбат быстро разобрался с подготовкой к парково-хозяйственному дню. Потом замкомандира по тылу долго и нудно что-то бормотал про пропавший бидон с краской и просроченные огнетушители. Наконец комбат грохнул кулаком по столу.

– Всё, потом сказки свои закончишь. Если больше вопросов нет – по подразделениям, товарищи офицеры.

Парторг подскочил, подбежал к комбату и что-то горячо зашептал, брызгая слюнями в багровую щеку. Комбат поморщился, брезгливо утерся.

– Буслаев! Завтра выделишь в распоряжение парторга полка двадцать человек, плакаты у клуба устанавливать. Все свободны.

– Товарищ подполковник, я не могу выполнить ваш приказ.

– Чего? Ты чего там лепечешь, капитан?

– Согласно плану боевой подготовки, завтра у моей роты занятие по стрелковой подготовке на стрельбище. План утвержден командиром полка. Если я получу письменное распоряжение за его подписью об отмене занятия, то с удовольствием выделю в распоряжение товарища секретаря парткома хоть всю роту с вооружением, боевой техникой, бидонами, огнетушителями и канарейкой. Но без хомяка – негоже тревожить прах павших.

Комбат хмыкнул, развернулся шестипудовым корпусом к рыжему майору.

– Ну чего, парторг, крыть нечем? Все свободны.

В коридоре парторг, пыхтя, вцепился в рукав буслаевской шинели.

– Вы как-то неправильно, так сказать, понимаете роль политработников в армии. Так недалеко и до персонального, так сказать, партийного дела. По краю ходите, капитан.

– Товарищ майор, ты плакат видел у казармы – «Учиться военному делу настоящим образом»? Там ещё подпись есть – Владимир Ильич Ленин.

– Ну, так сказать, я же сам его изготовление и установку организовал.

– ВОЕННОМУ, блядь, делу! Не бордюры красить, не канавы копать – а стрелять, окапываться, с полной выкладкой марш-броски… Знаешь, сколько пацанов в Афгане погибло от неумения? И своего, и нашего, командирского? Ты! Ты, майор, когда-нибудь «груз двести» сопровождал? Ты перед рыдающей матерью девятнадцатилетнего мальчишки пытался оправдаться когда-нибудь? Империалисты нападут – ты от них плакатиками своими идиотскими будешь отбиваться? Или протоколом партсобрания от пули прикроешься? Вот у меня замполит батальона был в Афгане, майор Стволов – мужик! И с бойцом по душам поговорить мог, и водки с ротными выпить, и на боевые с нами ходил. Там одному эмоциональному товарищу письмо от матери пришло – мол, жена ему изменяет. Так он с этим офицером две недели возился, от себя не отпускал, приглядывал. И ничего, нормально проскочило. Не скис старлей, не застрелился. Хотя жена и вправду сука оказалась…

С последними словами Буслаев вдруг помрачнел, махнул рукой и ушел.

* * *

Капитан грустно взирал на строй. Три четверти роты составляли товарищи из очень Средней Азии. Редкий воин превышал живым весом полцентнера, а ростом – метр шестьдесят пять. Плохо мытые худые шеи торчали из криво подшитых подворотничков, как лом из унитаза. Что же поделать: статных розовощеких славян еле хватает на воздушно-десантные войска, погранцов и морскую пехоту, а умных забирают ракетчики да связисты… Хуже пехоты комплектуются только военные строители.

– Слушайте меня внимательно, воины. Когда мотострелковое подразделение выдвигается на боевые, на «броне» едет, пока дорога есть, а потом идёт в горы, неся всё на себе. А это значит: каску, бронежилет, сухпай, воду, боеприпасы! А это вам не три магазина! Цинками* (* Цинк – большая коробка с патронами) несут. И свои патроны, и винтпатроны для пулеметов. Миномётные стволы и миномётные плиты, и непосредственно сами мины. Автоматические гранатомёты и гранатомёты обыкновенные. Крупнокалиберные пулемёты «Утёс», если повезёт получить. Когда идём оборудовать блокпост, то к этому могут добавиться палатки, лопаты, кирки, солярка, железные печки… Теоретически что-то могут подкинуть «вертушки», ну так это теоретически! Тридцать кило на хобот, сынки! А иначе, если что-то не донесем или забудем – с боевых вернутся не все. А посему! Выделенный нам «зилок» пойдет на полигон пустым, ибо баловство, все боеприпасы понесем сами. Вещмешок, скатка, противогаз, ОЗК – всё, как положено. И перемещаться будем бегом! Девять километров – тьфу, фигня. Кто не уложится в шестьдесят минут – будет неделю каждый день бегать. Месяц! Год! До самого дембеля, блядь! Пока не научится укладываться. Лейтенант Шляпин!