Читать книгу "Лев любит Екатерину - Ольга Игоревна Елисеева"

– Прыгай!

Потемкин успел схватиться за створку, и чьи-то сильные руки втащили его внутрь. Еще не остывший Гриц со всего размаху плюхнулся на мягкие подушки. В карете было темно. Слегка пахло французской водой, по-видимому, от человека, сидевшего напротив. Когда глаза привыкли, Григорий различил широкополую маскарадную, шляпу и бархатную полумаску незнакомца.

– Вы спасли мне жизнь, – начал он.

Седок поднял руку.

– Я спасал не вашу жизнь, а свою душу.

Этот голос был когда-то хорошо знаком Потемкину. И очень дорог.

Они проехали мимо уличного костра, у которого грелись прохожие. В возке на мгновение вспыхнул свет. Нижняя, открытая часть лица незнакомца напомнила Григорию подбородок и щеки Алехана. Только вместо тонких поджатых губ ему насмешливо улыбался детский капризный рот. Русые локоны кое-где выбивались из-под шляпы, а в прорезях маски поблескивали синие льдинки глаз.

– Признал? – Ездок закусил пухлую губу. – Не чаял свидеться?

– Не чаял от тебя помощи.

Они помолчали.

– Куда мы едем? – спросил Потемкин.

– Ко мне, – бросил Орлов. – Это место одно для тебя сейчас и безопасно. Утром они не решатся напасть, и ты вернешься к Самойловым. Но в ближайшие дни не выходи.

– Если меня хотят убить, то не все ли равно: сейчас или через несколько дней? – уныло спросил Гриц.

Орлов хмыкнул.

– Через несколько дней ты либо уедешь отсюда, либо уже никто не осмелится тебе вредить.

Карета встала. Потемкина поразило редкое безлюдье Мраморного дворца. Гришан никого не звал, и никто из прислуги не явился сам. Только в сенях на кресле дремал громадный рыжий кот.

– Как видишь, сколько бы Като не сравнивала меня с римскими героями, я не держу привратника на цепи, – заметил хозяин.

Они поднялись в обшитый ореховыми панелями кабинет. Гришан достал из резного секретера две хрустальные стопки и початый штоф.

– Пей, ты ослаб, – приказал он, разливая водку.

– За что?

– За дураков. – Орлов выпил одним глотком и выдохнул в рукав.

Затем он вышел в другую комнату и вернулся оттуда с чистой кружевной рубашкой, которую тут же располосовал на бинты. Скомкал один, налил на него водки и прижег гостю рану. Потемкин заскрежетал зубами.

– Терпи. Плевая дырка, – цыкнул на него Орел. – На, пей еще.

Гриц хлопнул вторую стопку. Хозяин дома тоже приложился и стал перевязывать гостю предплечье.

– У меня потом никогда не было такого друга, – сипло прошептал он. – Ты простил ли меня, Гриц?

Потемкин молча опустил голову. Как ему сказать, что он простил уже тогда, когда братья вчетвером били его? И никогда не держал зла. На Алехана держал. А на Гришку нет. Почему так? Почему любовь всегда выбирает и оправдывает того, кого хочет оправдать? А он крепко любил когда-то этого бесшабашного сильного человека.

– И ты меня прости, – выдавил из себя Потемкин. – Не могу я без нее.

– Я вот смог, – горестно вздохнул Гришан. – Ложись-ка здесь, запрись изнутри. Я так часто делаю, когда… – Он бросил взгляд на штоф. – Тебя до утра никто не побеспокоит.

– А ты куда?

– Мне на маскарад надо. Будто бы я и не уезжал. Положение обязывает.

С Потемкина мигом слетел хмель.

– Возьми меня с собой, – взмолился он.

– Ты сдурел, что ли? – повел плечом Орлов. – Чтоб нас вдвоем и удавили?

– Кто догадается? Разве у тебя нет старых маскарадных костюмов?

Идея покорила Гришана. Вся в духе их прежних похождений. Такого от него никто не ожидает!

– Черт с тобой! – Орлов вышел, долго где-то блуждал и наконец вернулся с ворохом пестрого праздничного тряпья. – Выбирай. Мое и Федькино.

Через четверть часа они уже подъезжали к Зимнему. Вместо маски лицо Потемкина было скрыто опущенным забралом рыцарского шлема. Черный шелковый плащ с белым крестом ниспадал до пят тяжелыми складками. Когда они поднимались по ступеням дворца, часовые взяли на караул.

– Тебя узнают, – прошептал незваный гость.

– Скоро и тебя будут узнавать, что бы ты ни напялил, – пожал плечами Гришан. – В этом мало приятного. Так что не теряй времени.

Зал пылал, как золотой шар. Между кадок с миртовыми деревьями сновали толпы разряженных гостей. Человек триста. Музыка играла сразу с двух балкончиков под потолком. От множества свечей воздух был разогрет до летнего марева и дрожал. Мимо них с чашей розовых лепестков в руках пробежала девушка лет шестнадцати в свободной греческой тунике. Ее легкие, как пух, рыжеватые волосы падали на открытые плечи.

– Катюша, – окликнул Орлов.

Девушка остановилась, узнала его и радостно заулыбалась.

– Ну, как тебе здесь? – спросил Гришан, в его взгляде читалось неосознанное восхищение.

Катюша присела перед ним в глубоком реверансе, а потом неожиданно подскочила на цыпочках и чмокнула Орлова в щеку.

– Лучше не бывает! Ты волшебник, братец! – и побежала дальше.

– Моя двоюродная сестра. Зиновьева. Николая покойного дочка, – нарочито равнодушным голосом сообщил Гришан. – Пристроил ко двору. Смотри, – Орлов дернул спутника за руку и показал вправо, где из дверей зала появилась высокая фигура в белом.

Тотчас танцующие закрыли ее от глаз Потемкина, и он растерялся, когда через несколько минут она возникла прямо перед ним. Ее свободная хламида напоминала одеяние кающейся грешницы. Черные волосы рассыпались по спине, удерживаемые лишь венком из цветов шиповника. Часть лица скрывала маска, но не узнать, не догадаться, не почувствовать было нельзя.

Потемкин шагнул к ней и опустился на одно колено.

– Кто ваша дама? – спросила она, касаясь его плеча веткой шиповника.

– Мария из Магдалы, – одними губами ответил Гриц.

Благосклонный кивок. Рука, предложенная для танца.

– Отчего вы пренебрегли моей исповедью?

– Я не исповедник, сударыня, – его голос был глух. – Условия вам известны.

– Вы, Григорий Александрович, как красна девица, – колко заметила Екатерина. – До венца с честью не расстанетесь.

– О какой чести может идти речь? – вспылил Гриц. – Просто не хочу разделить участь моего друга, который и любил сильно, и служил верно, а, как старый пес, теперь никому не нужен.

– Вы чересчур настойчивы, – отчеканила императрица. – Даю вам срок одуматься.

Небо над каналом начало уже вспухать багровыми рубцами, когда перед домом Самойловых вновь зазвенел колокольчик и остановились санки, крытые персидским ковром. Из них вышел равнодушный усталый Елагин и велел доложить о себе.