Читать книгу "Воин любви. История любви и прощения - Мелтон Дойл Гленнон"

– Гленнон, я знаю вас всего несколько минут, но абсолютно уверена, что вы – не Ганди.

– Ну и ладно. Я не буду Ганди. Я буду Эльзой из «Замороженной». Я хочу быть Эльзой и жить в ледяном замке где-то далеко-далеко. Я хочу петь гимны самой себе, заплетать волосы и бросаться льдинами в мужчин, которые попытаются прийти ко мне.

– Да, но Эльзе пришлось вернуться. Потому что никто не может жить полной жизнью в изоляции от других людей.

– Да, она вернулась. Я это признаю. Но уверена, что у нее не было никакого секса. Ей достаточно было искренней сестринской любви, и хлопот у королевы было предостаточно. И я уверена, что все мужчины вечно слегка ее побаивались. И я хочу того же.

Лиз улыбается. Это не покровительственная улыбка психолога и не улыбка симпатии. Это улыбка понимания. В ее глазах я читаю: «Точно, сестра! Я тебя понимаю. Во мне тоже есть кое-что от Эльзы». Но по ее лицу я вижу, она не верит в то, что подобный замок мне подходит. Лиз хочет помочь мне оттаять.

– Расставлю точки над «и». Вы должны знать, что я преодолеваю все. Когда мне было десять, я преодолела булимию. Потом я стала алкоголичкой, но одиннадцать лет веду трезвый образ жизни.

– Удивительно! А что случилось? Почему вы считаете, что в столь юном возрасте у вас была булимия?

– Не знаю. Наверное, я опередила время. Я не хочу говорить об этом – это было в другой жизни. Обнаружив, что беременна, я сложила все эти воспоминания в коробку и выбросила ее прочь. Мне нужно двигаться вперед. Давайте поговорим об этой дурацкой семье. У меня есть малыши, о которых я должна позаботиться.

– Хорошо. Но это очень важно. Многие женщины, которые относятся к сексу так же, как и вы, прошли через нечто подобное. Я знаю, что вам не хочется, но мы не должны оставлять в стороне ваше прошлое и сосредоточиваться на Крейге. Нам нужно забыть о Крейге и сосредоточиться на вашем прошлом. Гленнон, вам обоим нужно работать – врозь и вместе. Цель этой работы – не обязательно воссоединение. Цель – это вы. Вы должны научиться близости. Если вы спрячете свою сексуальность в шкаф и запрете дверцу, ваша жизнь никогда не будет полной. Вы – умная женщина. Вы знаете, что виноват не только Крейг. Благодаря этому вы сможете во всем разобраться.

– Да, да. ОЧВР.

– Извините?

– Еще одна чертова возможность развития.

– Да, ОЧВР. А теперь давайте определим, какие границы необходимо установить, чтобы вы могли чувствовать себя в безопасности в собственном доме.

– Мне нужно, чтобы Крейг убрался из нашей спальни. Мне нужно, чтобы он не прикасался ко мне.

Лиз все записывает.

– Отлично, передайте этот список Крейгу и скажите, что сейчас вам это необходимо. А теперь давайте обсудим, как помочь вам примириться с собственным телом. Нам необходимо воссоединение. Нужно снова соединить ваше тело, разум и дух. Верните свое тело назад, на остров. Снова станьте цельной личностью.

– Нелегкая задача! А у вас нет какой-нибудь таблетки для этого?

Лиз улыбается и начинает что-то писать.

– Больше никаких таблеток. Нам нужно работать самостоятельно.

Рядом с диагнозом она пишет цифру.

– Что означает эта цифра? – спрашиваю я.

– Это означает «расстройство приспосабливаемости».

– И к чему же я не могу приспособиться?

– Например, к жизни? – улыбается Лиз.

– Понимаю. Но как можно приспособиться к жизни? Как приспособиться к тому, что постоянно меняется? И мне еще нет сорока – мне просто нужно немного времени.

– У вас есть время. Вы получили все время, которое вам необходимо. И еще кое-что. Знаете, как работает мозг? Мы строим предположения относительно людей, а потом наш мозг ищет информацию, которая подтверждает наши гипотезы. Вы решили, что Крейг – идиот, который вас недостоин. И я вас в этом не виню. Но из-за этого убеждения ваш мозг ищет информацию, которая его подтверждает. Вы активно реализуете свое убеждение. Попробуйте в качестве эксперимента хотя бы неделю думать, что Крейг – слабый, но хороший человек, который вас любит и хочет удержать. Если вы решите, что он именно таков, то сможете найти тому доказательства. А когда вас будет охватывать тревога, делайте три глубоких вдоха. Думайте только после этого. Не думайте, пока не подышите как следует.

– Хорошо, – говорю я, делаю три глубоких вдоха, благодарю Лиз и выхожу из кабинета.

* * *

Этим вечером я смотрюсь в зеркало в своей спальне – и не узнаю себя. Так бывает со знакомыми словами. Если смотреть на них достаточно долго, они начинают казаться неправильными, ошибочными. Я смотрю в собственные глаза, которые кажутся настолько знакомыми, что у меня замирает сердце. И вот взгляд мой становится почти агрессивным. Передо мной незнакомая женщина. Я протягиваю руку и касаюсь зеркала. Кто это? Почему мне так трудно поверить, что это отражение – я? Почему разум никак не может узнать меня? Я отворачиваюсь от зеркала, смотрю вниз на себя и пытаюсь поверить. Я касаюсь своих ног и скрещиваю руки, обхватывая себя. Я пытаюсь понять, почему предала себя? Почему мне кажется, что всю свою жизнь я провела вне собственного тела? Я вспоминаю вопрос Лиз: «Гленнон, что произошло, когда вам было десять лет?»

В десять лет я заметила, что стала более пухлой и кудрявой, чем другие девочки. Я осознала себя. Я стала ощущать свое тело отдельной, странной сущностью. Мне казалось странным, что люди оценивают меня по тому, что видят. Ведь это не имеет никакого отношения к тому, что я есть. Я не чувствовала, что мое тело – это мой достойный представитель, но именно его я должна была отправлять в мир. И я делала то, что должна была делать. Я выходила в мир. Но моя человеческая сущность была слишком личной, чтобы делиться ею с другими людьми. На людях я чувствовала себя обнаженной, выставленной напоказ, невероятно уязвимой. И я начала ненавидеть собственное тело. Не просто его форму, хотя и форму тоже. Я ненавидела себя за то, что у меня есть тело. Тело не позволяло мне добиться успеха в девичьем бытии. Вселенная дала мне очевидные правила женственности: нужно быть маленькой, тихой, слезливой, стоической, легкой и гладкой, не пукать и не потеть, не кровоточить, не уставать, не испытывать голода и других желаний. Но одновременно вселенная дала мне это пухлое, пахнущее, голодное, жаждущее тело – абсолютно не способное следовать правилам. Быть человеком в мире, который не терпит человечности, это все равно что участвовать в игре, где невозможно выиграть. Но вместо того чтобы понять, что с миром что-то не так, я решила, что что-то не так со мной. У меня сформировалась гипотеза о себе самой: я неправильная и плохая. Я должна быть сияющей, счастливой и совершенной, а поскольку я не такова, то никому не должна себя показывать. Я должна найти себе надежное убежище – вне своего тела и вне мира.

Первым таким убежищем стали книги. О, книги! Я жила книгами. Я читала все, что попадало мне в руки. Я читала везде – в бассейне, когда сидела с детьми или приходила к друзьям и испытывала неловкость. Я вечно сидела в углу, уткнувшись в книгу, – я была здесь, но в то же время и не здесь. Книги научили меня исчезать, жить в другом мире, не похожем на этот некомфортный реальный физический мир. А потом у меня сформировалась пищевая зависимость, и я оказалась в раю – с книгой и тарелкой еды. Потом еда превратилась в спиртное, секс и наркотики – одно убежище за другим. А когда я стала трезвенницей, я начала писать. Как предсказуемо и удобно! Писатель подобен вертолету. Он не переживает человеческий опыт, а кружит над ним и описывает его с безопасного расстояния. Даже в настоящем он просто собирает материал. Я уносилась прочь с десяти лет. Прочь, прочь, прочь…