Читать книгу "Желтые перчатки - Анна Дубчак"

Наконец она отстранилась от него, но потом взяла за руку и привела в спальню, чтобы никто не помешал их разговору:

– Слушай, Невский, ты почему тогда не спустился ко мне? Я прождала тебя целых три часа?! – Она казалась разъяренной.

– Я потом все объясню…

– Ну уж нет, объясняй сейчас…

– Анна заперла меня в квартире, она врезала новые замки… Я потом тебе объясню! все подробно, а сначала я хотел бы передать тебе кое-что… – Он достал из кармана плаща большой конверт и протянул его Валентине.

– Что это? От кого?

– Прочитай, тогда и узнаешь…

Она распечатала конверт и оттуда выпало несколько снимков, при виде которых она покраснела.

– Что это такое? Кто меня снимал?

– Успокойся, это Саша Родиков… А на словах он просил передать тебе, что у него таких фотографий целая коллекция и что он почти в тебя влюблен… Бывает же такое…

Она облегченно вздохнула, но тут же, вспомнив про СВОЮ коллекцию, нахмурила брови.

– А вся моя коллекция сгорела… Ее сожгла твоя жена… Она сама сказала мне об этом по телефону…

– Она и мне рассказала…

– Ты виделся с ней?

– Мой адвокат занимается разводом… Да, я виделся с ней, мне необходимо было все узнать… И она мне с какой-то болезненной радостью рассказала обо всем, что предпринимала против нас… Ты представить себе не можешь, с каким наслаждением она показывала мне твои фотографии, над которым потрудился ее знакомый гример из театра, создавая из Игудиной твою копию, чтобы сбить с толку Пасечника и Фабиана… Как они с ней перехватывали письма – твои и твоего отца, – как отмечали свой триумф, как веселились… Больше того, я тебе скажу, в твоем костюме расхаживала по Москве и еще одна девица, какая-то Маша, подруга Игудиной, которую Лариса в самом начале этой авантюры выдавала за тебя. Потом, когда Анна каким-то образом узнала о тебе – скорее всего, ей все же удалось вывести на чистую воду Ларису, – эта же Маша приходила к тебе под видом самой Анны, якобы МОЕЙ жены, ожидающей ребенка… Короче, Анна, Лариса и ее подруга Маша – все трое чуть было не сломали тебе жизнь… И все это из-за меня…

– Но как же мог Пасечник не понять, что ему вместо меня подсунули совершенно другую девушку? Он что же, был настолько пьян? Но ведь когда-то он был и трезв…

– Говорю же, Анна наняла хорошего гримера, который с твоих фотографий буквально вылепил на Игудиной ТВОЕ лицо…

– Но что я сделала этой Игудиной, чтобы она так поступила со мной и папой?

– Абсолютно ничего. Она работала за деньги. Так же, как и Маша, она, кстати, тоже работает горничной в той самой гостинице, где мы с тобой останавливались… А первой меня там с тобой в гостинице увидела Лариса и сразу же воспользовалась случаем насолить моей бывшей жене… У них старые счеты… Мать Ларисы работала в семье Вельде домработницей… Они, Аня и Лариса, росли вместе, но, понятное дело, в неравных условиях…

– Значит, назвавшись Ирмой, твоя жена использовала меня, заказывая это немыслимое количество платьев, чтобы потом, выкрав оставшиеся платья, выдать их за Ларисины?…

– Дело не в том, чтобы выдать их за чьи-нибудь… Как видишь, она не пошла в своей мести дальше… Она бы могла сделать на коллекции деньги, но ей для удовлетворения этой самой мести хватило и спектакля в «Савойе»…

– Ладно, бог с ней, с этой Анной, но ты-то почему меня не искал? Анна захотела и нашла, а ты?

И он рассказал о том, как увидел ее на скамейке на Пушкинской площади.

– Я действительно там была, но потом пошла искать квартиру…

– Это я уже потом понял, после того, как поговорил с Родиковым, что в это самое время на этом же самом пятачке площади появилась Маша, одетая в твой костюм и желтые перчатки, которые Лариса украла из нашего номера в гостинице… Понимаешь, ты ушла, а в это время набежали туристы, я потерял тебя из виду, а увидев девушку в черном костюме и желтых перчатках, подумал, что это ты…

И хотя Игорю неприятно было рассказывать ей про ресторан «Макдоналдс» и про коммерческий ларек, он все же рассказал, объяснив, как ему было больно узнать, что девушка, в которую он был влюблен, позволяет себе такие вещи…

Невский вдруг вспомнил, что оставил свою дорожную сумку в холле. Когда он вернулся с ней, открыл и достал оттуда достаточно объемный пакет.

– А это тебе еще от одного человека, которого ты тоже хорошо знаешь. Разверни, мне кажется, я догадываюсь, что там…

Валентина развернула сверток и увидела черный костюм и аккуратно сложенные на нем сверху желтые перчатки. Здесь же лежала записка: «Эти вещи мне вернула Анна. Она сказала, что они принадлежат тебе, но не советует тебе их одевать, так как в них долгое время ходила некая Лариса Игудина… А от себя хочу сообщить, что твоя коллекция не сгорела, сгорели лишь сундуки, а все платья ждут тебя в надежном месте. Просто один преданный тебе человек успел вовремя сориентироваться и вместе с известным тебе Фабианом спасти все платья… Он передает тебе привет и свои извинения… Просто на него сильно подействовала русская водка… Позвони по известному тебе телефону, и я перешлю все (41!) платья с оказией… Костров-Альтшулер».

– Мои платья… Игорь, мои платья не сгорели! – Она не верила своим глазам. – Ну что ты так на меня смотришь? У тебя что, еще есть письма?

– Да нет… Просто мне не верится, что мы с тобой вместе… Как странно все… Это я еще не рассказал о том, как наехал на твоего отца в Москве…

Они говорили и говорили и, казалось, время остановилось. За окнами шумел сад, в открытое окно врывался влажный прохладный ветер…

– Валентина, ты ничего не слышишь? – Они сидели на кровати, прижавшись друг к другу, и руки их были сплетены.

– Слышу… Я слышу гул электрички… И он волнует меня… Я знаю, что здесь нет никаких электричек, что это просто шумит листва, но мне кажется, что мы с тобой мчимся в метро под землей в гостиницу… Боже, как же нам тогда было хорошо…

Он обнял ее и поцеловал в губы, потом еще и еще раз…

– Подожди, мне надо тебе что-то сказать… – Она, тяжело дыша от охватившего ее волнения и возбуждения, снова отстранилась от него, как тогда, на лестнице, когда только увидела, но тут же прижалась к нему снова. Она говорила, уткнувшись ему в плечо. Плакала и говорила. – Я очень изменилась за это время, Игорь… Я многое поняла. Пойми и ты меня… Быть может, в таких ситуациях не принято говорить о серьезном, но я хочу, чтобы ты знал… Я многое передумала за то время, что мы не виделись с тобой… Понимаешь, моя мать жила всегда для отца, это считалось в порядке вещей… И Костров тоже считал, что я буду жить для него… Но я буду жить так, как живешь сейчас ты… Как может и должен жить любой человек… Словом, ты должен знать, что я не вернусь в Москву… Никогда.

Валентина зажмурилась, ожидая взрыва. Она знала, какими бывают мужчины, когда с ними поступают не так, как бы они хотели.