Читать книгу "Загадка домашнего привидения - Анна Устинова"

К половине одиннадцатого Олег почувствовал, что глаза у него слипаются. Впрочем, с основными уроками он худо-бедно справился. Пожелав родителям спокойной ночи, мальчик уже хотел лечь, когда раздался телефонный звонок.

— Да? — Олег снял трубку у себя в комнате.

— Это Тимофей, — послышался тихий голос на том конце провода. — Долго не могу сейчас разговаривать. Отец через три дня летит в Париж.

— Что? — воскликнул Олег.

— До завтра, — ответили на том конце провода.

— Подожди! — взмолился Олег. Но в трубке уже послышались частые гудки.

— Это не меня? — прокричал из гостиной Борис Олегович.

— Нет. Это Танька, — решил успокоить его сын.

— А чего вы так быстро? — заглянув в комнату, папа увидел, что Олег уже положил трубку. — Поссорились, что ли?

— Нет. Просто спать пора, — объяснил Олег.

Наутро он сообщил новость друзьям. Те были совершенно ошеломлены.

— Вляпались, — сказал Темыч. — Теперь Тимофей Егорович от нас и впрямь не отвяжется, пока мы не спасем его потомков.

— А ты что, не хочешь их спасать? — спросил Женька.

— Хочу, — отвечал ему Темыч. — Только самостоятельно, а не по указанию с того света.

— На тебя не угодишь, — усмехнулась Катя.

— Знаете что, — вмешался Олег. — Нам все равно выбирать не приходится. И в запасе у нас всего двое суток. Потом отец Тимофея улетит.

— Тогда нужно сразу же после уроков бежать к Тимофею, — принял решение Олег. — Только бы у него сегодня снова не оказалось длинного учебного дня.

— А я опять не смогу, — угрюмо смотрел Пашков на Компанию с Большой Спасской. — Предки сказали, чтобы до выходных никуда. Но если вам совет какой-нибудь понадобится, то звоните.

— Пока что звонят оттуда, — указал Олег взглядом на школьное здание.

Друзья побежали в раздевалку. Там, получив в давке изрядную порцию тумаков, они с грехом пополам разделись. Затем ринулись на четвертый этаж.

— Кстати, «Онегина» кто-нибудь выучил? — уже на подходе к родному классу спросил Пашков.

Друзья резко остановились. Только сейчас каждый из пятерых вспомнил, что по литературе им задали выучить к сегодняшнему дню наизусть первую главу «Евгения Онегина».

— Нет, — ответил Темыч, который, несмотря на всю начитанность, вообще очень плохо запоминал стихи.

— Мы тоже нет, — отозвались остальные. — А ты? — посмотрели они на Пашкова.

— Я бы выучил, — с грустью проговорил Пашков. — Но под домашним арестом я вообще уроками не могу заниматься.

— Ясненько, — нараспев произнесла Катя. — Пашков у нас в неволе не размножается.

— Вернее, не развивается! — захохотал Женька.

— Лучше подумайте, как будем из положения выходить, — охватила паника Те'мы-ча. — Сейчас Роман всем нам двоек наставит. А потом бегай за ним, исправляй.

Пожилой учитель литературы Роман Иванович преподавал в две тысячи первой школе с незапамятных времен. И сумел за долгие годы педагогической деятельности привить стойкую нелюбовь к своему предмету множеству поколений выпускников. Нельзя сказать, чтобы благодаря Роману Ивановичу они совсем не читали. Однако к литературным произведениям, входящим в школьную программу, у них надолго сохранялось настороженное отношение. Даже Андрей Станиславович однажды имел неосторожность признаться своим питомцам, что «Роман может кого хотите извести своим занудством». Правда, классный руководитель девятого «В» немедленно спохватился и сказал, что шутит, однако ребята ему не поверили.

Вот с таким противником сейчас предстояло столкнуться Компании с Большой Спасской и Лешке Пашкову. Ситуация усугублялась тем, что Роман Иванович на прошлом уроке предупредил: «Не выучившим первую главу «Евгения Онегина» будут поставлены двойки, правда, с возможностью последующей пересдачи». Тут нужно отметить, что до прихода в две тысячи первую школу Роман Иванович преподавал в суворовском училище, с большим уважением относился к железной дисциплине, а также никогда не нарушал своих обещаний.

— Что делать-то будем? — растерянно проговорил Темыч.

— Может, смоемся? — предложил Женька. — Прогул лучше двойки.

— Заходите, заходите, — прогудел в это время у них за спинами бас Романа Ивановича.

Отступать было поздно. Друзья зашли в класс.

Роман Иванович от мороза раскраснелся, седые курчавые волосы, росшие по обе стороны лысины, казались белее обычного. Настроение у учителя было бодрое.

— «Мороз и солнце — день чудесный», — с довольным видом продекламировал он и уткнулся в журнал. — Итак, мы сегодня с вами читаем наизусть первую главу бессмертного романа в стихах Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин», который великий критик Белинский назвал энциклопедией русской жизни.

— Отлилось нам вчерашнее вранье про стенгазету на смерть Пушкина, — проворчал Темыч.

— Молчи уж, — лег на парту Женька, чтобы его не было видно.

— Уверен, — продолжал Роман Иванович, — что многие из вас хотят прочитать сейчас перед классом эти прекрасные стихи.

— Садист, — шепнул Тема.

— Кого бы мне вызвать, — принялся в размышлении водить пальцем по колонке с фамилиями учеников Роман Иванович.

В девятом «В» повисла напряженная тишина. Добровольцев не было.

— Ну что ж, начнем, пожалуй, с Мартынова, — сказал учитель.

Тема медленно поднял голову. Огромный грузный учитель навис над ним, как статуя Командора.

— Ну, Мартынов. Мы ждем.

Темыч поплелся к доске. «Евгения Онегина» он читал, но давно, еще летом. Поэтому из всего романа в стихах ему помнилось лишь несколько разрозненных строк.

— Давай, Мартынов, — г подбодрил учитель. — Ты вроде идешь по линии улучшения.

«Линия улучшения», на взгляд Романа Ивановича, у Темы началась с той поры, как он в конце восьмого класса с большим выражением прочитал на уроке монолог Гамлета «Быть или не быть…».

Темыч медлил. Он лично не сомневался что сегодня «линия улучшения» оборвется, и Роман снова начнет его преследовать на каждом своем уроке. Вдруг в памяти у него всплыло начало «Онегина». Это было все-таки лучше, чем ничего. И Тема громко продекламировал:

Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог…

Дальше Темыч не помнил.

— Хорошо начал, Мартынов, продолжай, — поторопил Роман Иванович.

Тема с мольбою глядел на класс. Тут Марат Ахметов шепотом подсказал:

Он градусник себе поставил

И лучше выдумать не мог.

Тема задумался. «Вообще-то, — вихрем пронеслось у него в голове, — если дядя заболел, то вполне логично, что он поставил градусник». Сам Темыч именно так бы и поступил. Вопрос заключался в другом: были ли во времена Пушкина градусники? Однако Роман уже явно нервничал. А других вариантов, кроме подсказанного Ахметовым, у Темыча все равно не было. И он отчетливо произнес: