Читать книгу "Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев"

– Матушка, Свентана воплотится, да не во плоти сойдет, уж сколько раз мы про это говорили. Когда все души, как одна, возжаждут света и отвратятся от тьмы, то и будет ее воплощение, – раздался глубокий и очень красивый голос, не слишком соответствовавший внешности его владелицы.

Говорившая была невелика ростом, уютно упитанна, совершенно седа, и выглядела довольно повседневно: она вполне могла бы сойти за какую-нибудь родственницу мельничихи Унн, приодетую во все дорогое к празднику. Сила чувствовалась только в испытующе-пронзительном взгляде небольшой женщины. Это, похоже, заметил и Хан. Закончив обнюхивать пол, пес подошел к Зване и встал перед ней, опустив хвост и голову.

– Доподлинный такой волк, вислоухий, кудлатый, кареглазый, – вестница Свентаны потрепала псу загривок, – Садись.

Хан с неожиданной кротостью сел.

– Так кого он ждал?

– Хозяина, – Горм опять решил избежать слишком подробного рассказа. – Только хозяин его давно мертвый был.

– Да, чего-чего, а мертвых тел непогребенных у нас последнее время просто таскать – не перетаскать. Садись и ты, новик, в ногах правды нет, – вестница указала на лавку, и сама села напротив стола в дубовое креслице, на скарлатную подушку, разглядывая Горма и словно пытаясь что-то вспомнить. – Да, матушка, как Ртищ? Что-то я его криков боле не слышу…

– Я Огневеде велела ему макового молочка дать.

Звана покачала головой и, обратясь к Горму, объяснила:

– Лихо ему досталось. Он на Стрелочной башне в дозоре стоял, когда Ерманарек на нее ладьи с навьим огнем пустил. Из огня его вытащили, в ожогах, с перебитыми ногами. Ртищ один из Томиловой стражи живой и остался, да и то скорей на беду. Матушка, чем ты ему ожоги мажешь?

– Китовым салом топленым.

– Попробуй к салу малую толику полынного масла добавить. Тогда, может, меньшей мерой макового молочка обойдемся.

– Так и так беда, – сказала жрица и пошла в направлении второго покоя, приговаривая, – От ожогов не счавреет, так от мака, а мак его через Калинов мост не сволочет, так полынь в навь отправит…

Нелюбимая дочь Пакоблуда закрыла дверь за собой. Горм сел на лавку, Хан плюхнулся у его ног. Чтобы отвлечься от волнения, сын ярла попытался понять, чем отличалось место на полу, первоначально привлекшее внимание Хана. Там, между ясеневыми половицами, количество пыли в швах сильно менялось, очерчивая что-то изрядно похожее на почти успешно спрятанную крышку лаза. Что-то или кого-то в лазу пес по-видимому и унюхал.

– Так как тебя по отцу, Курум?

– Крепковязович.

– Давно я не слышала имени Хёрдакнута, да еще так забавно переведенного, – Звана перешла на танский. – Зовут-то тебя как? Крум?

Горм чуть не подпрыгнул. Видя его замешательство, вестница продолжала:

– Ты, да твой отец лет тридцать с небольшим назад – даже походка, и то одна. А с именем, и последнее сомнение ушло. Только песик у него был сильно поменьше – поморянский. Как зовут-то тебя? Угадала?

– Горм, – наконец смог выдавить выявленный сын ярла.

– Да, под таким змеиным именем в Альдейгью сейчас лучше не соваться, особенно после того, как Йормунрековы ватажники поизгалялись над Свароговым истуканом. Откуда только себе Йормунрек набрал дружину – пакостник на пакостнике, висельник на висельнике. Кстати, о висельниках, попался бы только мне этот его дроттар с вороном…

– Он, мне говорили, гиблый чародей, мертвый бог ему силу дает, – начал Горм.

– Темны с ним дела, правда, – перейдя на венедский, Звана положила руки на ручки креслица и вперилась в Горма. – А с богом его, и того темнее. Наша явь не может вместить богов. Явь, она как эта берестяная грамота, а боги, они как эта чернильница или вон как котко. Ты можешь на бересте написать, «котко,» или можешь видимость его нацарапать, но это будет только след от его сущности. Сказано тем, кто был мудрее меня,

В гибком зеркале природы

Звёзды – невод, рыбы – мы,

Боги – призраки у тьмы.[61]

Как береста не вместит кота, так явь не вместит бога, только следы от его сущности – у смертных в головах. Я понятно говорю?

– Береста не вместит кота, – повторил Горм, про себя подумав: «Только если из нее лукошко не сделать.»

– Именно! – обрадовалась вестница. – Тот, кто мудрее, сказал: «Нельзя впихнуть невпихуемое.»

«Ну и удина, видно, был у того, кто мудрее,» – решил Горм, вслух попытавшись слегка приземлить беседу:

– Кстати, видел я и раньше котов, да этот на них непохож…

– Это кот, да не тот. Его мне котенком с дальнего востока привезли, из-под Белухи-горы. Они злые, хитрые, приручаются тяжко. Туземцы думают, что это не звери, а полубоги, что священную Белуху-гору охраняют, и молятся им так: «Няяяяя…»

«Полубог» на столе одобрительно приоткрыл желтые глаза, лизнул заднюю лапу, и принялся чесать ей за ухом.

– Дикари, конечно, но кто знает, может и спрятана в их сказке, как в многих, толика правды – боги, они бывают разные. Некоторые правят явями несказанно красивее, чем наша, а некоторые – изгнаны в навь. Сдается мне, что Йормунреков бог – один из тех, и он через земной круг, нашу явь, хочет дыру пробить, чтоб через нее из нави до горних явей добраться. А тех явей много, одна другой краше. У них есть венедские имена, есть и танские, – чуть подумав, вестница продолжила на танском. – Над кругом земным – Идаволль, где Хёд и Бальдер вместе гуляют по зеленым лугам на месте развалин Асгарда, а Моди, Магни, Вали, и их жены вместе сидят за пиршественным столом и вспоминают былые времена. Над этой явью – Нидафьолль, с чертогами из красного золота. Самый прекрасный из них – Синдри, на Горах Ущербной Луны. Там некоторое время был Кром, пока не перебрался в Гимле, самое красивое место. Поодаль от Гимле – Альвхейм, а вверх – яви Яросвета и Свентаны. Так-то вот. А Один, если от него вообще хоть что-то осталось, внизу в Хель ковыряется и козни строит.

– А то, что дроттар рассказывал, как Один из мертвых воскрес и всех остальных богов уже поубивал?

– Врет. Точно врет. Что Один после Рагнарека мог оказаться не убитым, а изгнанным – такое может быть. С Локи отношения он испортил, за Бальдером недоглядел, Рагнарёк – его вина. Есть дерево, что проходит через все миры, может, его с ветви на ветвь этого дерева вниз по веревке в наказание и спустили. Что он может зло на Вали, сына своего, затаить – тоже правда. Вали должен был убить Хёда. Но Бальдер вернулся из страны Хель, простил Хёда, а за ним его простил и Вали. А Один… он и до Рагнарека был богом суровым да злопамятным. Его даже прозывали «предателем воинов.» Но чтоб убить Вали или Магни, ему сначала надо до них добраться, через дыру в земном круге. Опять-таки, явить себя и сам сделать эту дыру он не может, а поэтому все дыры делаются только в мозгах у тех, кто ему служит.