Читать книгу "Убийство городов - Александр Проханов"

– «Федя Малой», я – «Козерог»! Доложи обстановку!

Солнце село, оставив по себе воспаленную зарю. Воздух стал синий, густой, и лица казались отлитыми из металла.

Они услышали высокий звенящий звук, словно вели смычком по стальной струне. Крохотная сверкающая точка мчалась в небе, озаренная невидимым солнцем. Пошла на снижение в сторону города. Выпустила черные заостренные когти, которые проскребли небо, и там, где в тумане шевелился город, дважды глухо ахнуло, будто на звук накинули ватное одеяло.

– Опять укропы направили на Донецк самолеты. – Козерог искал в небе исчезнувший самолет. – Значит, не все еще посшибали. Ничего, батальон «Марс» разживется зенитками, разживется переносными зенитно-ракетными комплексами. Будем их щелкать в небе!

Они двинулись цепочкой по серой тропе, виляющей в зарослях. Рябинин, глядя, как переступают впереди тяжелые бутсы Калмыка, подумал, что все они – экипаж марсианского корабля, проходящий предполетную тренировку в земных условиях.

Тропка, покуролесив в кустах, привела их к родничку. Вода выбивалась из земляной лунки, вздымала дрожащий бурунчик. Утекала ручейком в траву, которая сочно темнела вдоль русла. Над родничком на столбиках возвышалась кровля, увенчанная луковицей с крестом. Эта надкладезная часовня, возведенная чьей-то заботливой рукой, была укоризной разрушительным страстям, что вели по тропе их вооруженный отряд.

Остановились и по очереди стали пить. Рябинин подумал, что земля, изуродованная взрывами, засеянная сталью, изрытая траншеями и могилами, продолжала кротко поить людей. Желала остудить их непримиримую ярость.

Чеченец пил лежа, припадая губами к ключу, жадно всасывал воду. Калмык перекрестился, черпнул горстью и бережно пил с ладони, роняя капли. Осетин омыл воспаленное лицо, плеснул на голову и только после этого долго, беззвучно ловил губами танцующий в лунке фонтанчик. Серб двумя горстями бросал себе на лицо воду, хватал ее быстрыми губами, словно целовал. Каталонец опустился на колени, как на молитве, погрузил лицо в воду, и было видно, как с каждым глотком вздрагивают его плечи. Козерог чуть пригубил воду, ополаскивая шею и грудь.

Рябинин знал, что опишет в книге этот водопой у безымянной часовни и эту студеную сладость, которой по-матерински напоила его земля.

В стороне, за путаницей кустов раздались два взрыва. Загрохотал пулемет. Еще один взрыв. Мелко и часто затрещали автоматы. Снова ухнуло. Рябинину показалось, что острое лезвие посекло вершины кустов и ветки посыпались на тропу. Все утихло.

– «Федя Малой», я – «Козерог»! Как обстановка? – Комбат дышал в рацию. – Так! Так! Хорошо! Потери? Молодец! Укропы? Отлично! Займи оборону! Иду к тебе!

Они пробрались сквозь заросли, вышли на грунтовку и в ложбине увидели сизый дым и тлеющий красный огонь. Ополченцы занимали оборону на обочинах дороги, все возбужденные, шумные, приветствовали командира. Федя Малой, маленький, круглый, уже без заостренных лучей, словно сбросил со спины оперение, докладывал Козерогу:

– Мы, значит, с двух сторон. Я, значит, из РПГ засадил, а Шатун из пулемета. Укры не успели ответить, разбежались, то ли спьяну, то ли со страху. У нас ни «двухсотых», ни «трехсотых». Укропы ушли без потерь, может, только в штаны наложили!

Его курносое, немолодое лицо победоносно светилось. Он затоптал ботинком тлеющий клок травы.

Осматривали место боя. В капонире, небрежно отрытом, стояла самоходная гаубица, грязно-зеленая, на провисших гусеницах, с толстым хоботом ствола. Рядом высилась гора стреляных гильз. Валялись железные бочки. Ополченцы облепили орудие, заглядывали в люк, садились верхом на ствол. Были похожи на муравьев, поймавших большую зеленую личинку, приноравливались тащить ее в свой муравейник.

Из люка показался ополченец Шатун. У него на лбу были большие мотоциклетные очки, из-под которых торчал перепачканный копотью нос и топорщились закрученные усы.

– Козерог, горючего ноль. Снарядов ноль. Завести не могу. Надо нашим передать на блокпост, пусть бочку с горючкой подбросят. Надо ее отседа угнать, пока укры не очухались.

– Шатун, ты теперь начальник артиллерии. Давай, собирай батарею. А эту пригонишь на базу. – Козерог ласково похлопал гаубицу по замасленному железу, как похлопывают домашнего жеребца.

Рябинин чувствовал веселое возбуждение. Его первый бой завершился. Во время этого боя он испытал страх, азарт, оторопь, тревожное ожидание, которые теперь сменились легкостью и чувством победы.

Этот бой соединил его со всем воюющим ополчением, занимающим оборону от Луганска до Донецка. С теми, кто дежурит на блокпостах, отбивает танковые атаки, выдерживает артобстрелы. Этот бой соединил его с войной, поместил в войну. И теперь он полноправный участник этого грозного, смертельно опасного действа.

Рядом с гаубицей была отрыта траншея, валялись доски, тряпье, пустые зарядные ящики. Стояла палатка с приподнятыми боковинами. Над ней развевался украинский, желто-синий флаг. Его пытался сбить ополченец в каске. В сумерках палатки топтались ополченцы. В палатке стоял стол, железные стулья. Стол был накрыт – банки с тушенкой, нарезанный хлеб, перья зеленого лука. Стояла большая бутыль с надписью «Спирт». Блестели стаканы.

– Козерог, да они нас ждали! – Федя Малой открыл бутылку и нюхал спирт. – У них ресторан настоящий!

– А что, гвардейцы, может, отметим победу? Боевое крещение батальона «Марс»? – Козерог, ликуя, оглядел ополченцев, близкую гаубицу, тлеющую траву. – По глоточку, по капельке, из трофейных стаканов?

– Водички бы, спирт разбавить. А то сгорим, – сказал Шатун, в своих мотоциклетных очках похожий на аквалангиста. – Где водички достать? – Он тряхнул пустой пластмассовой канистрой.

Козерог бегающими глазами осмотрел ополченцев.

– Ты, Калмык, бегом к источнику! Нога здесь, нога там!

Калмык схватил канистру и кинулся исполнять приказание.

– Отставить! – остановил его Козерог. – Рябина, ты пойдешь!

Не понимая, почему Козерог оставил Калмыка в палатке, а его послал за водой, Рябинин схватил канистру. Побежал по тропке сквозь заросли туда, где стояла часовенка и бил ключ.

Были светлые сумерки. В ветках угасала заря. Воздух был густой и синий. Земля, остывая, источала душистое, с полынными запахами, тепло. Он пробежал по тропинке, вышел на поляну. Поставил на землю канистру, чтобы поправить съехавший автомат. И увидел солдата.

Солдат был без шапки, с короткими светлыми волосами, загорелый. Его солдатская рубашка была серо-зеленого цвета, на рукаве виднелась желто-блакитная нашивка, какие носят украинские военные. Он держал наперевес автомат и медленно переступал, высоко поднимая ноги, словно охотник, скрадывающий дичь. Чутко прислушивался к неясному шуму, который доносился сквозь заросли с позиции недавно захваченной гаубицы.

Рябинин замер, присел, желая укрыться, остаться незамеченным. Чтобы этот солдат, уцелевший во время атаки, прокрался мимо и ушел восвояси, со своим испуганным лицом, мятой одеждой, желто-синим шевроном. Рябинин начал приседать, издавая чуть слышный шорох. Солдат, тревожно вращая глазами, стал искать источник шороха, поднимал автомат. Еще не видя Рябинина, наводил ствол. Их глаза встретились, ужаснулись. Рябинин видел, как ствол автомата движется по дуге, готовый нащупать его грудь. Останавливая это движение, не давая дуге завершиться, почти не целясь, ударил из своего автомата. Увидел рыжее пламя, услышал сквозь грохот чмокающий звук пуль, вошедших в близкое тело. Солдат отшатнулся. Изумленно раскрыл рот, выпустил автомат и рухнул навзничь, дрожа ногами.