Читать книгу "Доказательство любви - Кортни Милан"

– Возможно, милорд будет столь любезен назвать их.

Гарет вовсе не испытывал желания оказать подобную любезность, черт бы их всех побрал. Но он должен был попытаться, чтобы достичь хоть какого-то результата. Гарет мысленно обратился к тому малому количеству фактов, известных ему об его поверенном.

– Гм… – выдавил из себя он, – мы оба мужчины.

Уайт склонил набок голову. Это движение отвлекло внимание Гарета от занавесей и заставило взглянуть своему служащему в лицо. Гарет запнулся.

– Да, – ответил Уайт. – Это так.

– И, – Гарет продолжил, – мы примерно одного возраста.

– Это и в самом деле так, милорд.

Гарет снова стукнул себя кулаком в бедро. На этом известное ему сходство заканчивалось. Гарет чувствовал себя невыносимым идиотом – как того, несомненно, и добивалась мадам Эсмеральда. Уайт почтительно ожидал, заинтересованно на него уставившись. Он напомнил Гарету голубя, рассматривающего краюху хлеба в руках ребенка. Очевидно, он ждал от него чего-то еще. Но что мог сказать Гарет?

Мы оба грамотные.

У нас у обоих менее пяти детей.

– И мы оба находим удовольствие в женском обществе.

Глупо, глупо, глупо. Он понял, как это глупо, едва только слова слетели с его губ. В том углу, где стоял Уайт, повисло завороженное молчание. Так, будто бы ребенок кинул голубю целую буханку хлеба, и Уайт не знал, как поступить – убраться ли подобру-поздорову, или же бешено начать выклевывать хлебный мякиш.

– Потрясающее сходство, милорд, – отметил Уайт. В его прямом, немигающем взгляде Гарету почудилась легкая насмешка.

Кончики ушей Гарета горели. Он схватил край скатерти и сжал в кулаке, будто это было горло проклятой фальшивой гадалки. Была веская причина, по которой Гарет не заводил друзей. Он не умел этого делать, и, что хуже, ему было невыносимо сознавать, что он что-то делает плохо.

Он снова сделал ее козлом отпущения.

Если она когда-нибудь узнает об этой его неудачной попытке, только посмеется над ним. И будет абсолютно права. Он сознавал, что использует свой социальный статус как щит, чтобы скрыть собственную неуклюжесть. До сей поры это работало. Это работало с тех пор, как ему исполнилось двенадцать.

И лишь сейчас все провалилось. Значение этого провала ударило его прямо в грудь. Если он не может даже поговорить со своим поверенным, полностью зависящим от него материально, то с кем вообще ему удастся общаться по-дружески? Он будет одиноким всю свою жизнь. Гарет мучительно искал продолжения беседы.

– А на что это похоже? Брак?

Уайт откинулся назад на своем стуле. Загадочные морщинки появились в уголках его глаз.

– О, это замечательное состояние.

– А миссис Уайт хоть раз говорила вам неправду?

Уайт не был дураком. Те маленькие морщинки разгладились, и он, наконец, понял причину расспросов.

– Все время. Преимущество брака в том, что всегда можно распознать, когда один из супругов обманывает.

Гарет нахмурился. Подобное притворство казалось ему невыносимым. Это еще усилило его отрицательное отношение к женитьбе.

– А в чем заключается ее обман?

Уайт придал глазам невинное выражение и сложил руки около лица в жесте, в котором даже неискушенный лорд Блейкли распознал женское кокетство. Однако то выражение, которое при этом приняли его жесткие, мужские черты выглядело скорее пугающим.

– О нет, Уильям. Шаль оказалась совсем не дорогой.

Высокий фальцет, прозвучавший вместо обычного сочного баритона его поверенного, заставил Гарета изумленно отшатнуться.

– Конечно, – добавил Уайт уже своим обычным голосом, – я тоже ее обманываю.

– Да?!

– Вот только сегодня утром я сказал ей: «Чушь, моя дорогая, ты ни капельки не постарела».

Гарет угрюмо уставился в лежащие перед ним на столе бумаги. У него совсем не было опыта подобного рода отношений. Сказанное Уайтом звучало буднично и утешительно. Да как же это может быть глупым и завидным одновременно?

Уайт положил лист копировальной бумаги на письмо, над которым работал в данный момент.

– Возможно, это будет излишней смелостью с моей стороны, милорд, поинтересоваться у вас, гипотетически говоря, существует ли определенная женщина, о которой вы думаете?

– Гипотетически говоря? – Гарет вздохнул. Невозможно было еще более опустить себя в глазах Уайта. – Да.

– И эта, гм… гипотетическая женщина сказала вам какую-то неправду?

– Гипотетически все, что она говорит, – ложь, – сокрушенно пожаловался Гарет. – Все, за исключением ее поцелуев. Они – искренние.

Уайт кивнул, будто ему регулярно приходилось раздавать советы страдающим от безнадежной любви пэрам Англии.

– Вас интересует, можете ли вы ей доверять? Гипотетически, конечно.

– О, я прекрасно понимаю, что не могу себе этого позволить. Что я на самом деле хотел бы узнать… – Мысли Гарета потекли в обратном направлении. На самом деле, он хотел бы знать, закончится ли его одержимость женщиной, даже имени которой он не знает, как только он затащит ее в постель? Он желал бы знать, удастся ли ему когда-нибудь искоренить эту холодную, одинокую пустоту из своего сердца, пустоту, заставляющую его безнадежно искать общества людей, которые бы не страшились его.

Он хотел бы знать, когда сможет отделаться от мыслей о мадам Эсмеральде. Одна его половина желала обладать ею в простом, сексуальном смысле. Другая – хотела… хотела сделать ее своим другом. Он запнулся.

Этого больше не случится. После того, как он повел себя тогда.

Гарет сомневался, увидит ли он еще когда-нибудь снова, как ее глаза загораются любовью и желанием. Вряд ли, особенно после того, когда он выставил себя перед ней таким ослом. Он взглянул на Уайта, внимательно за ним наблюдавшим. Доверие к его спокойной уверенности наполнило его истерзанное сердце. Он мог побиться об заклад, что Уайту известно, как поступить в подобной ситуации.

– Уайт, – произнес он неуверенно. – Что я на самом деле хочу знать: известно ли вам, как извиниться перед женщиной?

* * *

Часы показывали без десяти минут восемь. У Неда стянуло в тугой узел все внутренности, и на лбу выступили капли пота. Традиционные музыкальные вечера у Арбатнотов вовсе не давали поводов подобному холодящему ужасу, несомненно, охватившему юношу. Однако у Неда был план, который причинял ему столь же много беспокойств и страданий, сколько и какой-нибудь не переваренный в желудке хрящ. Каждый инстинкт его твердил, что он должен остановить это сумасшествие, пока оно не вышло из-под контроля, пока не обросло новыми смертоносными головами, словно мифическая гидра. Его гипертрофированное чувство чести болело весь день. Все, чему его когда-либо учили, свидетельствовало о том, что он поступает неправильно, дурно. Очень, очень неправильно и просто фатально дурно. Все это могло изменить жизнь и похоронить репутацию навсегда.