Читать книгу "Золотая Серединка - Наталия Доманчук"

Я обреченно опустила руки и выдала вывод:

– Похоже ты большой эгоист.

Его щеки задрожали, брови нахмурились, а глаза так жалобно на меня смотрели, что я отвела взгляд и добавила:

– Скорей всего. Но, конечно, я могу ошибаться.

– Я не эгоист! – громким шепотом выкрикнул он мне в лицо. Я очен хачу семью, много детей и ель, такую, большую, – он поднял руки на собой и потянулся к потолку, – и подарков под нея, и тут нада кресло купить, и плед красный, в клеточку.

– Шотландский вариант, – я решила помочь ему в выборе деталей.

– Да. И я не хочу быть свободный! Я простой, одинокий архитектор, который посвящать всю свою тигриную долю времени работе, а дом этот… – он поднял руки над собой и пытался подобрать слова.

Не знаю зачем, но я решила ему помочь:

– Это место успокоения, релаксации и возможность укрыться от суеты и пестроты мира.

Он облегченно вздохнул и кивнул.

– Если честно, то я совсем не против минимализма. Более того, он мне даже нравится. Я тоже люблю обходиться небольшим количеством вещей, но при этом никогда не ограничиваю себя слишком жестко. Но я не аскетик, ты не подумай.

Мне очень хотелось увидеть его реакцию, и я вопросительно посмотрела на него.

– Я тоже не люблю аскетизм.

– Почему?

– А почему я должен его любить?

– Ну это же так… благородно: ограничить, подавить свое чувство, влечение для чего-то большего!

– Нет. – Стоял на своем Эдвард.

– Тебе по душе гедонизм?

Я специально мучила его заумными словами. Во-первых, хотела сама произвести на него впечатления. А во-вторых, хотела понять насколько он образован.

– Нет. Зачем ты падаеш в крайност? Есть такое понятие, – он задумался или вспоминая, или подбирая слова, – утилитаризм. Знаешь что эта?

– Конечно знаю, – смело ответила я.

Он серьезно посмотрел на меня и улыбнулся, ожидая ответа.

– У меня сложилось четкое убеждение, что утилитаризм выбор лучшего из менее радикальных форм.

– Согласен, а почему?

Я так и не поняла тогда, что это был за допрос, и действительно ли ему была интересна эта тема, или он просто проверял меня на интеллект.

– Гедонизм в своих избытках таит не меньшие разрушители и раздражители чем аскетизм. Он ставит перед необходимостью борьбы с зависимостями, с «переполнением сосуда». Аскетизм же подходит с другой стороны, это наоборот подчас недостаточно заполненный сосуд, как вызов к умению терпеть и руководствоваться меньшим. Правда, я имею ввиду аскетизм в виде намеренных ограничений, лежащих ниже планки среднего состояния.

– Умница! – закричал он, – я очень не любить в жизни крайность!

Мы много еще о чем с ним беседовали. Он сварил мне кофе, подал печенья и конфеты, был очень обходительным и я поймала себя на том, что не хочу уезжать из его уютного гнездышка. Мне очень нравилось с ним общаться – он оказался на редкость интересным собеседником.

К полуночи я все же вернулась домой.

Таша ждала меня в моей квартире. Она очень нервничала:

– За что это столько роз? – она округлила глаза.

– Просто так…

– Ну, гад! Я его убью! И тебя тоже! Ты совсем с ума сошла? Начало первого! Разве приличная леди возвращается в такое время со свидания?

– Я просто в роль вошла и никак не смогла выйти.

– Давай быстрей камеру. Актриса хренова…

Я протянула ей флэшку, Таша подключила ее к компьютеру и стала просматривать запись.

– Один бред несете. Что один, что второй, – комментировала она наш с Эдвардом диалог.

– Ты мне советовала умничать – вот я воспользовалась твоим советом.

– Какой к черту улитаризм? Интересней темы для общения ты не нашла?

– Он меня сам к этой теме подвел. Чего ты злишься?

– Почему ты не рыдала? Ты же обещала поговорить о конце света и порыдать?

– Сценарий изменился. – Я пожала плечами.

– Ты этими своими интеллектуальными сводками его с ума сведешь. И потом уже никакие рыдания не помогут. Так… И что? Это все?

– Да, флешка на три часа только. Ты уже все промотала. А толком даже не послушала о чем мы там говорили.

– Мне хватило вашего улитаризма. Бред сивой кобылы и ее кобеля.

– Утилитаризм, – поправила я подругу.

– Один фиг!

– И тогда уже не кобеля, а жеребца.

– Очень умно. Да, еще меня поучи! – Таша была явно не в духе.

– Что случилось? Чего ты такая злая?

– Твой придурок меня просто достал!

– Что он сделал на этот раз.

– Даже говорить боюсь, – Таша опустила голову.

– Я спокойно приму любую новость, – пообещала я.

Таша несколько раз вздохнула, посмотрела на меня, потом опустила голову и сказала:

– Он сказал, что, наверное, любит меня.

Меня как будто облили кипятком. Я ничего не могла ни говорить, ни делать. Я стояла как истукан, а глаза залило горячей, просто огненной водой. Мое тело разрывалось изнутри. Как будто миллион маленьких ежиков катались по мне и пытались вырваться наружу.

Да, может быть я и думала о том, что между нами действительно все кончено, что мы действительно разные, что он совсем не подходит мне и что я уже почти смирилась с тем, что следующие сто лет я буду жить без него. Но одно дело говорить, думать. А другое дело – принять это, как неизбежность.

И еще. Он никогда не говорил мне, что любит меня. Да, иногда, он называл меня любимой. Очень часто говорил, что я самая лучшая и идеальная женщина в мире. Но никогда я не слышала от него признаний в любви.

– Ир, ну ты чего, это ведь неправда! – увидев мою реакцию стала оправдываться Таша.

Я ничего не хотела говорить, а уж тем более объяснять сейчас Таше:

– Я устала, давай спать.

– Ты обиделась на меня?

– Причем тут ты? Просто… я запуталась. Я не понимаю, как так можно жить.

– Как так? Ты про кого вообще? Про Кирилла?

– Я его ненавижу, – призналась я и поняла, что говорю чистую правду.

– От любви до ненависти один шаг. Вот ты его и сделала. Тебе легче?

– Легче от того, что я поняла, что ненавижу его?

– Да, тебя отпустило?

– Ты знаешь, да. Меня очень радует, что мне не хочется его видеть. И я перестала о нем думать. Я перестала рисовать семейные картинки… кстати, давно перестала…