Читать книгу "Близится утро - Сергей Лукьяненко"

А потом оглянулся неведомый строитель, увидел, что вокруг –просвещенные и законопослушные времена. Почесал в затылке, ну и давай лепить:на крепкие стены – узорные барельефы, по которым легко взбираться, на высокийвторой этаж – пышные балконы, через которые в дом даже ребенок проникнет. Ядаже вздохнул, представив себе, какое раздолье перед любым вором открывается.

Двуколка ждала нас в сторонке: уверенности у нас все-таки небыло. А мы все стояли перед крепкой дверью, богатая резьба на которой давнозабилась грязью. Наконец Антуан откашлялся и постучал увесистым деревянныммолотком.

Ждать пришлось недолго. Наверное, дворецкий обитал где-тосовсем рядом со входом, потому что иначе плелся бы к нему полдня. Был он,пожалуй, одних лет с Антуаном, но выглядел его полной противоположностью.Толстый, обрюзгший, лицо такое багровое и оплывшее, что даже морщин не видно.

– Да? – изрек он, взирая на нас.

– Мы хотели бы повидать баронессу, – сказал Антуан. Голосего изменился, совсем слегка, но сразу стало ясно, что он и впрямь высокородныйаристократ, привыкший гонять слуг налево и направо. Даже этот обрюзглыйдворецкий слегка подтянулся и спросил:

– Как доложить?

– Граф Антуан Лионский и… – Антуан вопросительно глянул наменя, я кивнул, и он продолжил: – И граф Печальных Островов инкогнито. Соспутником.

Дворецкий несколько секунд жевал губами, то ли запоминаяимена, то ли соображая, что делать дальше. Потом отступил, тяжело сгибаясь вполупоклоне:

– Прошу вас войти…

Пока слуга натужно ковылял на второй этаж, мы расположилисьна первом, в комнате, что явно была некогда залой для приемов. Роскошной залой– она и сейчас бы смотрелась величественно, лишь стоило выбить пыль из портьери занавесей, сменить или хорошо почистить обивку на креслах, ну и паркетныйпол, некогда сделанный с великим старанием и вкусом, привести в порядок.

– Я что-то припоминаю про эту баронессу, – тихонько сказалПетер. – Какие-то обычные светские сплетни… романтическая влюбленность,несчастливый брак, ссоры с родственниками, пытавшимися упечь ее в домдушевнобольных…

– Угу… – пробормотал Антуан. Его явно занимали картины настенах, по которым щеткой бы пройтись не мешало… Но Антуан и так что-то углядели с восторгом произнес: – Не может быть… неужто ранний Ватто?

Я сквозь пыль и паутину ничего особо впечатляющего неразглядел, потому смолчал.

И тут появилась баронесса. За ней поспешал слуга, в чьюобязанность явно входило объявить о появлении баронессы – однако та оказаласьскорее на ногу.

– Чем обязана чести видеть вас? – неожиданно тонко и снескрываемой подозрительностью воскликнула баронесса, подойдя. Мы, едва успеввстать, в замешательстве смотрели на нее.

Старуха, похоже, и впрямь была безумна.

Нет, ничего явного, как в фарсах и мюзиклах, где безумцынадевают на голову горшок или панталоны, а на руки вместо перчаток – ботинки.Одета старая баронесса была примерно так, как и должна одеваться старая,одинокая, скуповатая женщина. Длинное платье из китайского шелка, что и запятьдесят лет не выцветет… лайковые перчатки… туфли забытого всеми, а оттогословно бы и модного фасона. Но сухонькое личико было застывшим словно маска, ав глазах плясал какой-то странный огонек. Кто хоть раз безумного видел – сразупоймет. Словно скачут глаза, смотрят и наружу, и вовнутрь, видят не то, чтоесть, а то, что им видеть хочется.

Видно, под несчастливой звездой родственники баронессыродились, раз не сумели ее в сумасшедший дом упрятать!

– Баронесса Швальц! – выпалил слуга, наконец-то догнавшийбаронессу. И этим немного нас из столбняка вывел.

Антуан вышел вперед, галантно склонился в поклоне. Произнес:

– Это мы имеем честь видеть вас, госпожа баронесса. Просимпрощения, что нарушили ваш покой…

Баронесса часто закивала, будто китайский болванчик. Ноничего не произнесла – ожидала продолжения.

– Я – граф Антуан Лионский, – сообщил Антуан. – Мой спутник– граф Печальных Островов… инкогнито.

Петера он даже не стал представлять, впрочем, старуха им ине заинтересовалась.

– Нас привела под ваш кров счастливая случайность, –продолжал тем временем Антуан. – Мой друг, вчера проезжая мимо вашего дома,увидел двух женщин, входивших в дверь. Ему показалось, что это его старыедобрые знакомые, что, по слухам, отправились отдыхать в Аквиникум на воды.Поэтому мы и решили навестить вас…

– Кобеля, – сказала старуха презрительно. Антуан осекся. –Два кобеля, – едко процедила старуха, презрительно взмахивая рукой. –Убирайтесь! Здесь нет гулящих девиц!

Это добрый и святой дом! Здесь некому залезть под юбку! Вон!

Даже у Антуана, явно имевшего опыт обращения с выжившими изума старухами, отнялся язык. А я невольно отступил на шаг – старуха замахаларуками, будто ветряная мельница, норовя попасть по лицам. Ну не драться же сбезумной баронессой?

– Баронесса…

Я вскинул голову – и увидел Хелен.

Летунья стояла на лестнице. Явно подглядывала тихонько,прежде чем решилась выйти. В длинном платье, наверняка из старухиных сундуков,она ничем не походила на аристократку, графиню, прославленную в балканскихвойнах Ночную Ведьму, капитана планёрных войск. Скорее приживалка при богатойсумасшедшей родственнице.

– А? – Старуха повернулась, не прекращая молотить по воздухуруками.

– Баронесса, – сказала Хелен, спускаясь. – Не волнуйтесь,баронесса. Это не кобеля.

– Не кобеля? – удивилась старуха.

– Нет. Вовсе нет. Это мой престарелый отец и мой уважаемыйкузен, – не отрывая от меня взгляда, сообщила Хелен.

– Кузены тоже кобелями бывают! – выдала баронессапотрясающую по глубине истину. Но на нас посмотрела с меньшей враждебностью ируки опустила.

– Я не кобель! – быстро сказал я. Под бдительным взглядом японеволе чувствовал себя виноватым – будто и впрямь явился в этот дом, чтобыснасильничать всех его обитательниц.

– Искупителя чтишь? – спросила старуха, с легкостью перескочивсмутную тему моей натуры.

– Чту!

– Смотрите у меня, мальчики, – изрекла баронесса,развернулась – и рысцой двинулась обратно. Едва успевший отдышаться слуга, явнопривыкший к подобным диалогам, скорчил тягостную физиономию и кинулся за ней.

Но я уже выкинул баронессу из головы. Я смотрел на Хелен.

Ох что-то с летуньей неладное!

Слишком усталое лицо. Слишком несчастные глаза.