Читать книгу "Как бы волшебная сказка - Грэм Джойс"

– Жди своей очереди! – резко сказала мне женщина и, отвернувшись, задвигалась на мужчине еще яростней.

Я грохнула дверью и бросилась назад, к спящему Йероу. Хлопнувшая дверь разбудила его. Он поднял голову и посмотрел на меня счастливыми глазами.

– Ты знаешь, что там двое трахаются, – сказала я, – трахаются на твоем кухонном столе?..

– О!..

– В соседней комнате! Мужчина и женщина!..

– Гм. Кто это?..

– Кто-кто? Понятия не имею кто!..

– Это, верно, Лейла. Или кто-то из других женщин. Не обращай на них внимания, и они скоро уйдут…

Я воззрилась на него:

– Скоро уйдут? Что это за место такое?..

– Ну, – хмыкнул он, почесывая голову, – я предупреждал тебя. Я делю этот дом с другими людьми. – Он явно не воспринимал эту историю всерьез. – Хочешь позавтракать?

– Только не после того, что я сейчас видела на кухонном столе. Мне нужно принять душ…

– Тут нет душа. Мы моемся в озере. Я пойду с тобой…

– Нет, спасибо…

Мне нужно было побыть одной. Я уже замышляла уйти, но не собиралась объявлять об этом. Дело даже не в боязни, что Йероу мне помешает; просто я хотела ускользнуть потихоньку. Думала взять лошадь и вернуться домой по нашим следам.

Но чтобы выйти из дома, нужно было пройти через кухню. Пара, что трахалась на столе, угомонилась и теперь, блаженствуя, лежала в объятиях друг друга, и пот сверкал на их бедрах. Я прошмыгнула мимо них, выскочила наружу и пошла к озеру.

Стояло дивное утро, но солнце отражалось от воды и резало глаза, то есть настолько ярким был его свет, что глазам больно. Пришлось приставить руку козырьком. Колкие, как песчинки, частицы света ранили глаза. И однако, на что я ни смотрела, все казалось дочиста отмытым или новым, как видится новым ребенку.

Я остановилась у кромки воды и плеснула пригоршню себе в лицо. Вода была прозрачной и такой холодной, что даже дыхание перехватило. Капли воды на руке, сияющие всеми цветами спектра, выглядели одновременно и скромней, и необычней, чем такие же капли дома. Я долго сидела на корточках на берегу, разглядывая воду на руках, – то ли как простушка, то ли как философ, не знаю.

Конюшня, в которой держали белую лошадь, находилась в двадцати или тридцати ярдах от дома. Думая, что Йероу может наблюдать за мной из окна, я так и продолжала сидеть на корточках и решала, то ли идти прямо к конюшне и вывести лошадь, то ли дождаться более удобного момента, когда поблизости никого не будет.

Затем я услышала позади себя шелест песка и приближающиеся легкие шаги. Я подумала, что это Йероу, но, обернувшись, увидела женщину с кухни.

Она была по-прежнему нага и – в этом феерическом свете, ранящем радужку, – ошеломительна. Ее темные глаза не отрываясь смотрели на меня. Она была высокой и гибкой, как скаковая лошадь, смуглокожей, с едва заметными веснушками. Скулы такие острые, что можно порезаться. Длинные, с разным оттенком волосы ниспадали ниже янтарных сосков. Я с трудом могла отвести глаза от ее «киски» и длинных стройных ног. Несомненно, она была самой красивой женщиной, какую мне доводилось видеть, и хотя я, как всегда считала, была хорошенькой, по сравнению с ней чувствовала себя чахлой замухрышкой.

Она молча прошла мимо меня и ступила в воду, но повела рукой, то ли признавая, то ли отвергая, не могу сказать. Остановилась, повернулась ко мне и плеснула водой себе на плечи, продолжая глядеть на меня, и вода шипела и пенилась, искрясь на ее коже молочным светом.

– Чудесное утро, – сказала она. Говорила она с легким акцентом, которого я не могла определить. – Раздевайся и иди сюда.

– Благодарю. Там, откуда я пришла, мы предпочитаем ходить одетыми.

– Не будь такой мрачной. Иди сюда. Знаю, тебе хочется полизать мою киску.

– О господи! Куда я попала? В лагерь к извращенцам?

Я была возмущена. Повернулась и пошла обратно к дому.

– Ей-богу, прости!

Я проигнорировала ее крик. В ее голосе звучала насмешка, а не извинение.

Подходя к дому, я услышала голоса и смех. В дверь я увидела Йероу, который рассказывал какой-то анекдот корчащемуся от смеха извращенцу с кухонного стола. Они дымили самокрутками и громко разговаривали.

Я развернулась и направилась прямо в конюшню. Белая кобыла всхрапнула, увидев меня, когда я открыла денник. Я сняла со столба древнюю попону и накинула ее на спину лошади. Единственная упряжь, которая нашлась, – потрепанная кожаная уздечка. Перекинув уздечку через голову лошади, я вывела ее из конюшни.

Среди деревьев за домом вилась тропа. Я решила провести лошадь там, поскольку, если идти берегом, меня заметят – и в первую очередь сексуально озабоченная богиня, смывавшая с себя пот соития, – и рассчитывала, что смогу под деревьями пройти до дальнего конца озера. Это было нетрудно, хотя лесная тропа все время поднималась, пока я не нашла, где она снова стала спускаться, и вскоре мы оказались на той тропе, по которой прискакали сюда. Когда я убедилась, что никто меня не преследует, я вскочила на лошадь и пустила ее рысью.

Кобыла была превосходна. Великолепно слушалась меня. Будто читала мои мысли. Стоило только подумать, чтобы перейти на рысь, и она тут же исполняла мое желание, на галоп – пускалась галопом. Я скакала два часа без остановки: легким галопом, рысью или ехала шагом. Я была уверена в правильности выбранной дороги, потому что всегда отлично ориентировалась, да к тому же узнавала детали местности – форму холмов, поляны, низину, ручей, перекрученное и склоненное ветром дерево, – запомнившиеся по ночной скачке. К тому же я знала, что мы двигались приблизительно на запад, и могла ориентироваться по солнцу, продолжавшему подниматься впереди меня на небе.

Спустя два часа я остановилась и дала лошади напиться из другого ручья. Спешилась и пустила ее пастись, пока солнце стояло, кипя в зените.

Когда лошадь отдохнула, я вновь вскочила на нее и продолжила путь, как мне казалось, по дорожке для верховой езды. Я все время высматривала заросший травой склон – мы поднимались по нему после того, как проскакали галопом по свежему зеленому лугу, и сейчас я искала склон, спускавшийся к тому лугу.

Но не могла найти его.

Я не боялась, потому что знала: все, что надо делать, – это двигаться, держа солнце за спиной, и в конце концов мне попадется ферма, деревня или городок, откуда смогу позвонить маме с папой. Они будут беситься от злости, но приедут и заберут меня. Однако я еще час или два тряслась на лошади или шла пешком, ведя ее в поводу, и не видела ни единого признака жилья.

Я свернула с дорожки, направила лошадь вверх по склону и с гребня холма смогла оглядеть окрестности. Всматриваясь в даль, я надеялась увидеть блеск вод Трента или Соара или что-нибудь, что могло указать на Дербишир, или Ноттингемшир, или Лестершир, или дорогу назад, в Чарнвудский лес. Местность была красивой, но незнакомой; красивой, но внушавшей дурное предчувствие. Я потерялась.