Читать книгу "Три льва - Михаил Голденков"

— Деньги есть, — ответил Михал и тут же задумался, — боюсь, тут и не в деньгах вообще дело…

* * *

Тихие жмайтские Россиены, городок Ковенской провинции, низко приютившийся при реке Россиенке в болотистой низменности, заросшей березами и осинами да елками, некогда крупный центр всего графства, а ныне, как шутила Алеся Биллевич, караимская столица, избежал вихрей войны, и за последние десять лет расцвел, увеличил число своих жителей и количество домов. По поводу караимов Биллевич была полностью права: на почти восемь тысяч жителей города крымчане-караимы, переехавшие в Россиены еще в годы правления легендарного Витовта, ныне составляли почти половину населения — около четырех тысяч человек. Вторая половина жителей Россиен поровну распределялась между местными литвинами и жмайтами.

Незнаменитый городок Россиены стал куда как более известным местом, чем до войны. И если местные шляхтичи ранее предпочитали даже не заезжать сюда по дороге из Митавы или Бирж в Ковно, то теперь редкий знатный проезжающий шляхтич обходил стороной родное местечно пани Биллевич-Кмитич. Каждый считал своим долгом дать крюк и совершить визит в некогда забытый Богом обветшалый старый замок Биллевичей. Ныне сей «старый будынак» заблестел на солнце новой штукатуркой и окнами, став местом частых балов, вечеров или просто приема нежданных или же ожидаемых гостей. Отремонтированный за выделенные казной деньги, фамильный замок Биллевичей, как и во времена Витовта и Ягайло, вновь засиял, привлекая шляхтичей Жмайтии, словно медовый луг, зовущий пчел за сладким нектаром. Теперь старое поместье в центре города уже не представляло из себя унылое обросшее долгами и диким вьюном место стареющего литвинского рода, а превратилось в самую знаменитую точку на карте провинциальной Жмайтии. Ведь десять месяцев в году здесь жила красавица-жена знаменитого пана Кмитича, героя войны с Московией! И если в юности пани Алеся со старшей сестрой Полиной откровенно скучала в провинциальной дыре, как они с Полиной сами называли родной городишко, то ныне сюда зачастили не только жмайтские литвины-шляхтичи, но и прусские. В городе соответственно увеличился рынок, где десять евреев активно впихивали заезжим гостям соль, селедку и янтарь, а местные жмайтские женщины продавали по смешным ценам отменнейший сыр.

Но в октябре 1672 года праздничное настроение в городе притухло. Все только и шептались:

— Вы слышали? Наш-то пан Кмитич, говорят, к туркам в плен попал…

Алеся сначала несказанно обрадовалась, получив лист от мужа. В первых строчках ее любимый Самуль сообщал, что он находится в гостях у султана после подписания мира с Турцией, красочно расписывал, как хорошо в Стамбуле, какой красивый дворец, какие молодцы турки, спасшие ему жизнь после взрыва из-за пожара в арсенале Каменца… Впрочем, Кмитич хорошо знал, что его письмо шпионы султана уж точно прочитают. Иного он и не мог написать. Поэтому, памятуя, как во время тринадцатилетней войны с царем для шифровки переписывался с Алесей на пусть и плохом, но жмайтском языке, которого уж точно никто не знал, Кмитич, подписываясь, вставил всего два слова по-жмайтски — aukso kalejimas[11].

— Видимо, пан Самуэль хотел сказать, что сидит в золотой клетке, но не знал, как на жмайтском языке клетка, — объяснила Алесе старая жмайтка Труде.

Алеся все поняла и без ее объяснений.

— Труде, — повернулась она к своей служанке, женщине, которой доверяла, как матери, — турки его удерживают силой. Я еду в Турцию!..

ГЛАВА 15

Предложение султана

Султан Мехмед IV считал, что придумал хитрый ход, как Кмитича переманить на свою сторону: для Речи Посполитой ты, мол, преступник, убивший Володыевского. Но ответы и поведение самого оршанского князя ясно дали понять султану, что Мехмед просчитался, очень уж ненадежный способ придумал для шантажа, не таким уж и хитрым оказался ход. Тогда Мехмед решил купить Кмитича богатством, пустить пыль в глаза, посулить денег, гарем женщин. Перед такими царскими дарами никто не устоит!

Кмитич гулял по султанскому дворцу (правда, замечая, что за ним ходит по пятам соглядатай), отдыхал в саду, любовался танцами султанских невольниц, ему разрешили написать письмо жене, но на все вопросы полковника, когда же он сам может ехать домой, султан просил подождать. Кмитич все яснее и яснее понимал: его удерживают силой, что-то хотят предложить. Но что? На это пока никто не давал ответов.

«Может, оторваться от слежки и сбежать?» — шевельнулась шальная мысль. Нет. Бесполезно. Бежать… И куда? Тут поймают в два счета…

Пользуясь тем, что ему дают относительную свободу передвижений, Кмитич, делая вид, что с восхищением знакомится с богатыми и прекрасными хоромами Мехмеда, стал изучать дворец, пытаясь понять, как он устроен и как можно из него бежать и, главное, куда.

В соответствии с местной традицией султанский дворец состоял из мужской половины, где находились покои султана и все официальные помещения, и женской, называвшейся гаремом. Эта часть дворца была под неослабной охраной черных евнухов, глава которых имел звание кызлар агасы (господин девушек) и занимал одно из высших мест в придворной иерархии. Он не только всевластно распоряжался жизнью гарема, но и ведал личной казной султана. В его ведении были также вакфы Мекки и Медины. Глава черных евнухов был человеком, особо приближенным к султану, пользовался его доверием и обладал весьма большой властью. Этот чернобородый угрюмый тип не нравился Кмитичу, потому как всегда с неприязнью смотрел на оршанского полковника, и Кмитич не чувствовал к нему никакой симпатии. «Рубануть бы его саблей разок!» — думал Кмитич…

Первой персоной в гареме была султанша-мать валиде-султан. Это она выходила Кмитича, но ее оршанский князь пока что так и не видел, чтобы хотя бы банально сказать дзякуй или то же самое по-турецки… Ее звали Кютюр. Это Кмитич запомнил. Похоже, что Кютюр играла немалую роль в делах султана, и странно, что до сих пор так и не попалась на глаза оршанцу. «А может, это ее голубые глаза я видел, когда лежал больным?» — думал Кмитич, вспоминая женщину в чадре, поившую его из пиалы…

Первый двор Сераля (где находился гарем) вмещал ведомства финансов и архивов, казначейство, управление благотворительными фондами и арсенал. Во втором дворе находилось здание, поделенное между Диваном (советом министров), канцелярией и «внутренней казной». В третьем дворе располагалась «казна султана». Узнав, что во дворце частично был размещен гарем султана и полностью вся его семья и что там же проживал обслуживающий их персонал, Кмитич сделал вывод, что дворцовый комплекс представлял из себя город в городе, отделенный к тому же от окружающего мира неусыпно охраняемыми крепостными стенами.

Кмитич также разузнал, что янычарские казармы находятся на краю Ипподрома, то есть опять-таки недалеко от Сераля.

«Хреново, — задумался Кмитич, — тут явно не просто ускользнуть. Но… Если захотеть, то можно…» Шаг за шагом Кмитич осваивал и турецкий язык, показавшийся ему достаточно легким. К удивлению Кмитича, в турецком языке оказалось и много используемых в русском языке слов: шапка, фасоль, гарбуз, барабан, кафтан… «Да это же все их слова!» — понимал Кмитич…