Читать книгу "История похищения - Габриэль Гарсиа Маркес"

– Пока живу – надеюсь.

Когда Нидия вернулась в Боготу, Асусена передала ей письмо от Дианы, в котором та просила встретить Рождество с ее детьми. А Эро Бусс вызвал Нидию по телефону в Картахену, чтобы поговорить с глазу на глаз. Увидев, что немец после трех месяцев заточения находится в хорошем физическом и моральном состоянии, Нидия, переживавшая за здоровье дочери, немного успокоилась. Эро Бусс, правда, виделся с Дианой только в первую неделю после похищения, однако охранники и обслуга постоянно обменивались новостями, поэтому кое-что доходило и до заложников. Он знал, что здоровье Дианы в порядке. Единственной серьезной опасностью, которую никак не удавалось устранить, было силовое освобождение заложников.

– Вы не представляет, каково жить под дамокловым мечом, понимая, что тебя в любой момент могут убить, – сказал Эро Бусс. – И не только потому, что вдруг «придет закон», как говорят эти ребята, а потому что они перепуганы донельзя и любой шум могут принять за попытку штурма.

Он посоветовал Нидии любой ценой помешать силовому захвату и добиться поправки к указу, изменяющей сроки сдачи.

Вернувшись в Боготу, Нидия в тот же день поделилась своими тревогами с министром юстиции. А еще она пришла вместе с сыном, депутатом парламента Хулио Сесаром Турбаем Кинтеро, к министру обороны генералу Оскару Ботеро и слезно молила его от имени всех заложников воздержаться от силового захвата, а действовать только через секретные службы. Нидия все явственнее предчувствовала надвигающуюся трагедию, и ее силы были на исходе. У нее начало болеть сердце, она то и дело плакала. Громадным усилием воли Нидия пыталась взять себя в руки, однако плохие известия вновь и вновь выбивали ее из колеи. По радио передали, что Невыдаванцы грозятся привезти и бросить перед президентским дворцом тела убитых заложников, если сроки сдачи властям, определенные во втором указе, не будут изменены. Нидия в смертельном отчаянии позвонила президенту республики. Тот как раз проводил Совет безопасности, поэтому к телефону подошел Рафаэль Пардо.

– Молю вас, спросите президента и членов Совета безопасности, чего они добиваются! Неужели для изменения указа действительно нужно, чтобы им подбросили под дверь мешки с трупами заложников?!

В состоянии такой же экзальтации Нидия была и спустя несколько часов, когда ей наконец удалось лично попросить президента об изменении срока, определенного указом. До него уже дошли слухи, что Нидия жалуется на его равнодушие к чужой боли, и он постарался проявить больше терпения, более четко выразить свою позицию. Гавирия объяснил, что указ 3030 только-только принят и он не может его сразу поменять, нужно время, чтобы посмотреть, как он будет действовать. Но Нидия сочла, что президент просто себя оправдывает, на самом деле он упустил время, не принял должных мер.

– Изменить сроки нужно не только для сохранения жизни заложников, – возразила Нидия, устав от словоблудия. – Это единственное, чего не хватает террористам для явки с повинной. Измените срок, и они вернут Диану.

Гавирия не уступал. Он уже понял, что фиксированный срок сдачи торпедирует его политику в отношении наркодельцов, однако отказывался его менять, чтобы Невыдаванцы не добились своего путем похищения людей. На ближайшие дни, в обстановке полной неопределенности, был назначен созыв Конституционной Ассамблеи, и президент не мог допустить, чтобы правительство проявило слабость и даровало мафии амнистию.

– Ни убийство четверых кандидатов на пост президента, ни взятие людей в заложники, которое случалось раньше, не представляли реальной опасности для демократии, – позднее скажет Гавирия. – Опасность возникла тогда, когда возник соблазн подвести наркопреступников под амнистию, это породило множество слухов, и появился немалый риск, что амнистия произойдет.

А значит, у Конституционной Ассамблеи будет похищена совесть. Гавирия твердо и бесповоротно решил не допустить этого и в случае, если Ассамблея проголосует за амнистию, распустить ее.

Нидия уже давно уговаривала Турбая устроить какую-нибудь акцию в поддержку заложников, которая вызвала бы большой резонанс: организовать многотысячную демонстрацию перед президентским дворцом или мирную забастовку. А может, направить официальный протест в Организацию Объединенных Наций. Но доктор Турбай умерял ее порывы.

– Он всегда был такой, слишком ответственный и осмотрительный, – говорит Нидия. – Хотя я знаю, душа его разрывалась от боли.

Однако это знание не приносило ей облегчения, а лишь усиливало отчаяние. Тогда Нидия решила написать президенту личное письмо, «которое побудило бы его активизироваться хотя бы в том плане, в котором он считал необходимым действовать».

24 января доктор Густаво Балькасар, обеспокоенный состоянием жены, убедил ее провести несколько дней в его загородном доме в Табио, в саванне, откуда до Боготы был всего час езды по шоссе. Там, надеялся доктор, ее тоска немного утихнет. С момента похищения дочери Нидия ни разу не была в Табио, поэтому теперь она взяла с собой свою любимую статуэтку Девы Марии, две большие свечи (одной хватало на пятнадцать дней) и все необходимое, чтобы не отрываться от реальности. Всю нескончаемую, холодную, как бывает в саванне, ночь она простояла одна на коленях, умоляя Богоматерь оградить Диану непроницаемым прозрачным куполом от посягательств на ее честь, от страха и от пуль. В пять часов утра, после недолгого тревожного сна Нидия села за обеденный стол и принялась изливать душу в письме президенту республики. Наступило утро, а она все строчила, пытаясь выразить на бумаге ускользающие мысли, плакала, рвала черновики и, обливаясь слезами, писала заново.

Однако письмо, в противовес ее ожиданиям, получилось весьма взвешенным и решительным.

Начиналось оно словами: «Я не претендую на то, чтобы это письмо стало достоянием общественности. Я лишь хочу обратиться к Вам как президенту моей страны и со всем уважением высказать свои мысли и отчаянные, хотя и вполне понятные в данном случае мольбы». Президент неоднократно обещал не предпринимать попыток силового освобождения Дианы, однако Нидия решила еще раз попросить его об этом письменно: «Вся страна и Вы тоже знаете, что если во время облавы полиция наткнется на заложников, может произойти страшная трагедия». Считая, что процесс освобождения заложников, начатый перед Рождеством, был прерван исключительно из-за недовольства Невыдаванцев вторым указом, Нидия поделилась с президентом новыми, тоже вполне реальными опасениями: если правительство не поспешит устранить подводные камни, мешающие урегулированию конфликта, решением проблемы может заняться Конституционная Ассамблея, а для заложников это большой риск. «В таком случае тревога и отчаяние, которые испытываем не только мы, но и вся страна, растянутся на неопределенный срок, – написала Нидия и завершила письмо элегантным реверансом: – Мои убеждения и уважение, которое я испытываю к Вам как к главе нации, не позволяют мне подсказывать Вам решения, однако все же отваживаюсь предостеречь Вас от недооценки опасности, которую представляет в вопросе защиты невинных жизней фактор времени». Законченное и переписанное красивым почерком письмо уместилось на двух с четвертью листах обычного размера. Нидия послала запрос в личную канцелярию президента, чтобы ей указали, по какому адресу отправить письмо.