Читать книгу "Влюбленная в тебя - Рейчел Гибсон"

– Как долго мой отец был еще жив?

– Примерно десять минут.

Он скрестил руки на широкой груди. Помолчав еще немного, пробормотал:

– Она могла бы вызвать врачей и спасти его.

– Могла.

Майк по-прежнему стоял у окна, но теперь в его голубых глазах она видела целую бурю чувств.

– Десять минут?! Слишком долго для хорошей жены… Выходит, она все это время наблюдала, как ее муж страдал и истекал кровью?

Мэдди подошла к нему поближе.

– Да.

– Кто вызвал полицию?

– Она и вызвала. Прямо перед тем, как застрелиться.

– Значит, она хотела убедиться, что отец и та официантка наверняка мертвы.

Мэдди поморщилась:

– У официантки было имя.

– Знаю. – Он печально улыбнулся. – В детстве бабушка всегда говорила о ней – «та официантка». Просто привычка.

– Ты ничего этого не знал?

Майк покачал головой:

– Бабушка не говорила о неприятных вещах. Поверь, убийство матерью нашего отца и Элис Джонс – это именно та тема, которая в нашем доме не обсуждались в принципе. – Майк снова выглянул в окно. – И у тебя есть фотографии?

– Да.

– Здесь?

Подумав немного, Мэдди решила говорить правду.

– Да, здесь.

– А что еще?

– Кроме полицейских отчетов и фотографий с места преступления, у меня есть интервью, газетные статьи, схемы и результаты коронерского расследования.

Майк шагнул к двери и вышел на террасу. Высокие сосны отбрасывали на пол террасы черные тени, разгоняя невнятную серую дымку сумерек. Легкий ветерок разносил в ночном воздухе сосновый аромат и играл прядями волос Майка, падавшими ему на лоб.

– Когда мне было примерно лет десять, я пошел в библиотеку. Думал, что смогу посмотреть старые газетные статьи. Но библиотекарша была подругой моей бабушки, и я ушел ни с чем.

– Ты видел какие-нибудь статьи о том вечере?

– Нет.

– Хочешь посмотреть?

Он покачал головой:

– Нет, не хочу. Я мало что помню о своих родителях. И не хочу испортить те немногие воспоминания, что у меня остались.

У нее самой тоже осталось мало воспоминаний о маме. Впрочем, благодаря дневникам, некоторые из них воскресли.

Майк невесело рассмеялся и добавил:

– Пока тебя не принесло в наш город, я не знал, что мать смотрела, как умирал отец. Я даже не догадывался, что она настолько его ненавидела.

– Может быть, никакой ненависти не было. И любовь, и ненависть – очень сильные чувства. Сплошь и рядом люди убивают тех, кого любят. Я не понимаю этого, но знаю, что так бывает.

– Это не любовь. Это что-то другое. – Он подошел к темному краю террасы и вцепился руками в деревянные перила. Далеко за озером, над горами вставала луна, отражавшаяся в неподвижной водной глади точно в зеркале. – Пока ты тут не появилась, все оставалось в прошлом, как в могиле. А ты начала докапываться и расспрашивать, и теперь все здесь только и говорят что об этом деле. Точно так же было тогда, когда я был ребенком.

Подойдя к нему, Мэдди облокотилась о перила. Сложила руки под грудью и взглянула в смутные очертания его лица, едва заметные в темноте. Они стояли бок о бок, и его рука лежала на перилах возле ее руки.

– Готова держать пари, тема твоих родителей всплывала здесь то и дело.

– «Всплывала» – мягко сказано.

– Поэтому ты и дрался все время? – спросила Мэдди.

Заглянув ей в глаза, Майк тихо рассмеялся:

– Может быть, мне просто нравилось драться.

– Или, может быть, тебе не нравилось, что люди говорили гадости про твою семью.

– Думаешь, ты меня понимаешь? Думаешь, что раскусила меня?

Мэдди передернула плечом. Да, она его понимала. В каком-то смысле его жизнь была отражением ее собственной.

– Наверное, это все равно что жить в аду – жить в городе, где все знают, что твоя мать убила твоего отца и его юную возлюбленную. Дети бывают очень жестокими. Это не просто клише, это правда. Поверь, уж я-то знаю. Детям свойственна злоба.

Ветерок бросил длинную прядь ей на щеку. Рука Майка, поднявшись, отвела прядь в сторону.

– Ты что, сердилась в детстве на родителей? Может, они не брали тебя играть в футбол?

– Меня никуда не брали. Я была… немного толстовата.

Он заправил прядь ей за ухо.

– Немного?

– Слишком.

– И сколько же ты весила?

– Не знаю. В шестом классе у меня появилась пара потрясающих черных сапог. Но икры были такие толстые, что я не смогла застегнуть «молнию» до самого конца. И я заправила голенища внутрь, пытаясь убедить себя, будто все подумают, что их так и следует носить. Но никто не обманулся, а я больше ни разу не надела эти сапоги. Как раз в тот год меня начали дразнить Мэдди-Цинциннати. Сначала я даже радовалась, что меня больше не обзывали Мэдди-Толстухой. А потом узнала, почему они меня так прозвали, и больше уже не радовалась.

Майк вопросительно повел темной бровью, и она пояснила:

– Они имели в виду, что я съела город Цинциннати.

– Маленькие негодяи. Неудивительно, что ты такая злюка.

Неужели она действительно злюка? Что ж, возможно.

– А твой, Майк, характер чем объясняется?

Он долго молчал. Наконец ответил:

– Я не такой дерганый, как ты.

– Да уж!.. – фыркнула Мэдди.

– То есть не был таким, пока ты не появилась в нашем городе, – добавил Майк с усмешкой.

– Но ты превратил в ад жизнь шерифа Поттера задолго до того, как я появилась в вашем городе.

– В те годы жизнь для меня была сущим адом.

– Могу себе представить.

– Нет, не можешь. – Майк тяжело вздохнул. – Когда я был мальчишкой, люди только и делали, что гадали: не собираюсь ли я пойти по кривой дорожке и кого-нибудь убить – как моя мать? А некоторые считали, что я стану таким же, как мой отец. Ребенку очень нелегко с этим справиться.

– А тебя такие мысли когда-нибудь тревожили?

Майк покачал головой:

– Никогда. Беда моей матери – одна из бед – заключалась в том, что она жила с человеком, который ее все время обманывал. А беда отца была в том, что он женился, хотя ему вообще не следовало этого делать.

– Потому ты и решил не жениться?

– Да, именно поэтому. – Присев на перила, он взял руку Мэдди. – Вроде того, как ты решила держаться подальше от секса.