Читать книгу "Герой Трафальгара. Судьба адмирала Нельсона - Владимир Шигин"

В Неаполе он рассчитывал, используя расположение Фердинанда и Марии Каролины и влияние Гамильтона, заняться ремонтом кораблей, лечением и отдыхом, управиться со всем за одну-две недели, а затем догонять свою эскадру. Увы, он даже не мог себе представить, какая встреча ожидает его в Неаполе, и уж тем более не предполагал, что начинается совершенно новый период его жизни.

Все биографы Нельсона будут отмечать эти два года его жизни как особый этап. Одни будут считать его наиболее бесславным и противоречивым, другие, наоборот, наиболее плодотворным и счастливым.

11 (22) сентября 1798 года эскадра Нельсона, ведомая разбитым «Вэнгардом», вошла в воды Неаполитанского залива. Победителей Абукира встречали как настоящих героев.

Навстречу медленно идущим кораблям устремилась целая карнавальная флотилия мелких судов. Впереди остальных спешил сверкающий золотом отделки гребной катер самого короля. Вторым — ослепительно-белый катер английского посла, на корме которого, словно античная статуя, восседала в платье из белого муслина, расшитого якорями, Эмма Гамильтон. Наступал ее звездный час. Оркестры гремели «Правь, Британия, морями!» и «Боже, храни короля». С «Вэнгарда» гремел орудийный салют из двадцати одного залпа.

Любопытное описание прибытия Нельсона оставил потомкам российский посланник в Неаполе В. В. Мусин-Пушкин-Брюс: «Состояние, в котором находился «Вэнгард» касательно до мачт, было несравненно хуже, нежели то, в котором были пришедшие четыре дня прежде его «Александер» и «Куллоден» Нижние части большой мачты и бизани да фок-мачта составляли весь остаток снастей корабля сего. Оные и подделанная слабая передовая мачта не могли нести больших парусов. Для сей причины корабль шел весьма неспешно и столь опоздал прибытием своим сюда. Корабли сии явлением своим возобновили и вяще оживили те чувствования, которые в городе сем произвела предварившая их весть о торжестве их. Изображенные на них знаки жестокого и опасного боя, храброго, но счастливо преодоленного ими сопротивления представляли победоносные сии суда особливого почтения достойными зданиями… Берег и море покрыты были множеством зрителей…»

На последних метрах катер посла обогнал катер короля, что было вопиющим нарушением всех мыслимых правил. Однако сейчас Гамильтонам было не до церемоний. Они начинали большую игру, в которой была важна каждая мелочь. А потому первой по спущенному парадному трапу на борт флагманского линкора взошла Эмма. Это было нарушением не только придворного этикета, но и просто приличий, однако важность события свела на нет эту бестактность.

Едва очутившись на палубе, леди Гамильтон без лишних слов бросилась на шею несколько ошарашенному таким проявлением восторга Нельсону, а затем поникла без чувств на его руках. Проделано это было столь естественно, что в искренности красавицы по отношению к герою можно было не сомневаться.

Сам Нельсон несколько позднее простодушно описал это великолепно срежессированное театральное действо в своем письме Фанни: «Сцена на корабле была безумно трогательной; леди Гамильтон взлетела на палубу и, воскликнув: «О Боже, возможно ли это?» — упала в мои объятия ни жива ни мертва. Правда, всплакнув, она пришла в чувство. Потом рядом оказался король, он пожал мне руку, назвал «освободителем и хранителем» и произнес еще много добрых слов. Если быть кратким, то весь Неаполь называет меня Nostro liberatore (наш освободитель), а сцена встречи с простым людом была очень волнующей… Я надеюсь, что когда-нибудь буду иметь удовольствие представить тебя леди Гамильтон.

Это одна из самых лучших женщин в мире. Очень немногие могли бы достичь того, чего достигла она. Она делает честь женскому полу вообще, и ее пример доказывает, что доброе имя можно восстановить, но я уверен, что для этого нужна большая душа… Если бы Джосая остался здесь, Ее Светлость сделала бы из него человека; я уверен, что, несмотря на свою грубоватость, он симпатизирует леди Гамильтон больше, чем любой другой женщине. За полгода она бы вылепила из него то, что надо, даже против его воли».

Ознакомившись с письмом Нельсона, нетрудно понять: леди Гамильтон удалось осуществить все, что она задумала. Ослепленный собственной славой, всеобщим поклонением и восхищением красивой женщины, Нельсон, кажется, даже не понимал, насколько бестактным было его письмо жене, которой он расхваливал добродетели своей любовницы.

Эмма Гамильтон была воистину необыкновенной женщиной. Пройдя суровую жизненную школу, она стала настоящим гением по части очаровывания мужчин и полного подчинения их себе. Природный ум и красота, умение льстить и угождать, окружать свою жертву заботой и вниманием — для достижения поставленной цели в ход шло буквально всё. Устоять против арсенала ее средств было практически невозможно. А потому герой Нила был обречен на поражение, и он, разумеется, пал…

* * *

Чтобы судить об отношениях Нельсона и Эммы Гамильтон, необходимо помнить, что на мнение историков большое влияние оказала тогдашняя французская пресса, которая имела все основания ненавидеть как английского адмирала, так и жену английского посла, доставивших Франции немало неприятностей. А потому именно во Франции на протяжении последующих десятков лет рождалось и распространялось большинство самых скандальных сплетен об этой необычной паре. Свою руку, вне всяких сомнений, приложили и многочисленные недоброжелатели в самой Англии. Впрочем, Нельсон и Эмма Гамильтон давали столь обильную пищу для разговоров, что придумывать что-либо не было никакой необходимости.

До нас дошла характеристика леди Гамильтон, данная ей одной из ее приятельниц по Неаполю: «Леди Гамильтон не выносила соперниц рядом с собой, а лесть была ей необходима как воздух. Она тоже умела льстить другим и делала это очень искусно. Нет сомнения: она убедила бедного Нельсона, что влюблена в него, притом не как в Марса, а как в Адониса. Мария Каролина знала об этом и использовала ее для достижения тех целей, в которых нужна была помощь британского адмирала. Королева прекрасно понимала, какое влияние оказывает эта женщина на такого человека, и покупала преданность леди Гамильтон подарками и лестью. Что касается сэра Уильяма, то это был истинный неаполитанец и по уму, и по поведению. Тот небольшой авторитет, которым он владел как посол, он сохранял благодаря интригам своей жены. Политика мало его интересовала; он хотел, чтобы ему не мешали быть при должности, получать жалованье и коллекционировать вазы, а политику он доверял своей супруге».

Исходя из военной необходимости, еще перед приходом в Неаполь Нельсон поставил своим капитанам задачу произвести ремонт максимально быстро.

— Мы нанесем удар по Мальте, а затем займемся Корфу, чтобы выбить оттуда французов!

— Но у нас нет десанта… — неуверенно подали голос капитаны.

— Это неважно! — усмехнулся Нельсон. — Солдат мы возьмем у неаполитанского короля! К тому же нам надлежит любой ценой найти и отбить захваченный французами «Леандр» — это дело чести! Поэтому я приказываю в самое ближайшее время привести свои корабли в надлежащий порядок, пополнить припасы и быть готовыми к возобновлению боевых действий!

К этому времени в средиземноморские пределы уже вступила объединенная русско-турецкая эскадра под командованием адмирала Федора Федоровича Ушакова. Именно ему, а не Нельсону, суждено будет вскоре стать победителем Корфу.