Читать книгу "Люди Солнца - Том Шервуд"

– О, мистер Том. О лошадях, которые привезли брёвна, заботятся сами возницы. Я же несу обед для наших собственных лошадей.

Я наклонился, взял одно ведро, и мы пошли мимо желтеющего остова будущей бани к конюшням. Кстати, я там до сих пор ещё не был. Мы вошли в длинное полутёмное помещение. Когда глаза немного привыкли к полумраку, я увидел десяток лошадей, мирно стоящих в древних, изрядно погрызенных зубами предшественников загонах.

– Это что же… Все – наши?

– Ваши, – слегка поправил меня Робертсон. – Куплены на ваши деньги.

– Одиннадцать, – с изумлением сосчитал я.

– Двенадцать, – поправил меня Робертсон. – Дэйл на жеребце в Лондон поехал.

– Оседлай для меня лошадку посмирнее, – попросил я. – Выеду в окрестности ненадолго.

Быстро вышел, дошагал до каминного зала. Набрал в дорожную суму хлеба, колбас, бутылку родниковой воды и вернулся в конюшни.

Робертсон уже выводил оседланную лошадь.

– Самая уютная лошадка, – сказал он. – Проверено. Я на ней и землемера возил, и за углём ездил. – Потом добавил: – Сильно гнать не надо. Покормил только что.

Я благодарно кивнул, поднялся в седло и выехал из ристалища. Пустил лошадь шагом вдоль фуражных, проехал в проход между фуражными и караульным помещением, повернул влево. Мимо кузни, каретного цейхгауза, мимо каскада жилых построек, сквозь весь замок проехал до северной стены. В раскрытые ворота башни выехал в поле. Охнул и вздрогнул от обхватившего меня прохладного простора. Справа река, небольшая каменная пристань. Пара каких-то челнов (нужно послать Готлиба проинспектировать). Слева и прямо – пологие, покрытые прибитой заморозками тёмной травою холмы. Лошадь, довольно потряхивая гривой, сама зашагала по неширокой земляной дорожке, вьющейся мимо холмов. Одиночество! Тишина, одиночество! Безмолвие! Слёзы выступили у меня на глазах. Отпустив поводья и дав лошади полную свободу, я ехал, вдыхая чистый холодный воздух полной грудью, и отдыхал, отдыхал от золотой лавы событий…

Одиночество – изумительное лекарство. Так проехал я с полчаса, и перед встречей с тем, что ожидало меня в конце столь внезапно предпринятого путешествия, вполне отдохнул.

Лошадь вдруг пошла бодрее, и я почувствовал, а потом и увидел тоненький, светлый на фоне синего неба столбик дыма. «Никакого оружия не взял, растяпа». Подобрал поводья. Ботфорты поправил в стременах. Всмотрелся. За верхней кромкой узкой, высаженной безупречно ровным каре рощицы высилась белая игла сторожевой башни. В проёме каре стояла сколоченная из мощных жердей рогатка. Спешившись и отодвинув её, я оставил, как полагается, на случай экстренной ретирады, проезд свободным, вскочил в седло и двинулся дальше. Сразу за рощицей открылся каменный квадрат стен ярдов в сто пятьдесят или двести. Внутри квадрата виднелись красные черепичные крыши построек. Ветер, который донёс до меня запах дыма, вдруг донёс и расслабляющее, уютное, мирное такое коровье мычание. Ферма! И, открыв въездные ворота, ведя лошадь в поводу, пошёл сквозь небольшое, голов в двадцать, стадо пятнисто-рыжих коров.

Да, приятно удивила меня вот какая странность: двор, по которому бродили коровы, оказался безупречно чистым. Весь навоз был собран в две большие кучи, чернеющие поодаль. Коровы, с любопытством потянувшие к нам свои головы, привели в волнение мою лошадь, и она заливисто заголосила.

В ту же минуту в дверях одного из домов показался мужчина лет в сорок, с длинной полуседой бородой. Увидев меня, он почти бегом приблизился и, остановившись шагах в пяти, с нескрываемой радостью воскликнул:

– Милый человек, здравствуй!

– Здоров будь и ты, братец! – ответствовал я.

Приблизился, потягивая за собой лошадь. Пожал руку. Спросил:

– Кто ты?

Он, закивав, торопливо заговорил:

– Я Себастьян. Я нанят владельцем имения «Шервуд» на ферму работником, за коровами здесь слежу. У меня тут всё в полном порядке! Пятнадцать телят разного возраста там, в телятнике. Вот там – четыре быка, их выпускаю отдельно, чтобы коровы выгуливались спокойно. Двадцать коров. Но вот уже год, как я здесь один, и припасы давно кончились. Кто увозил молоко – больше не приезжает, и не приезжает вовсе никто, а я всё молоко, чтобы не пропадало, перегоняю в сыр, и целый склад уже этим сыром занял. И питаюсь одним только молоком и сыром, и смотреть на него уже тошно. Что, милый человек, нет ли сейчас в Англии какой-то войны? Если так, то, боюсь, деньги за мою работу, моей семье в Бристоль, хозяин имения «Шервуд» не отсылает. А они, жена, племянница и двое детей должны каждый месяц платить за квартиру.

– Покажи, где живёшь, Себастьян, – сказал я, и голос мой дрогнул.

Он торопливо повёл рукой, и мы прошли к дому. Привязав лошадь, я вошёл в пространный коридор, а из него – в чистую, на удивление аккуратно прибранную комнатку. Узкая железная кровать, сундук, столик. Белая занавесочка на окне. Белые вязанные половички. Рукомойник. Камин. Стойка с тёплой одеждой.

– Там что? – спросил я, выйдя обратно в коридор и указав на следующие три двери.

– Большая комната для косцов, нанимаемых на лето, для заготовки сена. Комната для второго работника, которого нет уже второй год. Трёхкомнатный апартамент управляющего фермой.

– Ключи где?

– У меня в столике.

– Принеси.

Мы отомкнули все двери, и я осмотрел сносно меблированные помещения.

– Запас дров есть?

– Почти нет. Кучка гнилых жердей в каретном сарае, ими отапливаю свою комнату и телятник. Можно несколько сухих деревьев спилить в рощице, но без разрешения управляющего не решаюсь.

Мы прошли в апартамент управляющего. Отправив Себастьяна снять с седла и принести мою дорожную суму, я выдвинул два из шести стульев, задвинутых под стол. Рукавом куртки стёр пыль со столешницы. Вошёл Себастьян, и я, жестом предложив ему сесть во главе стола, выложил перед ним хлеб и колбасу. Чтобы не смущать своим присутствием голодного человека, ещё раз прошёлся по всем комнатам.

Отличный, добротный дом. Толстые каменные стены. Дерево пола и потолка массивное, крепкое. Кстати, пол в жилище управляющего выкрашен в ярко-синий цвет. Там же огромный, выкрашенный в синий сундук, толстое синее одеяло на широкой кровати в спальне, синие занавески.

С удовольствием втыкая в гулкие доски тяжёлые неторопливые шаги, я бродил и осматривал скамьи, вёдра, притихшие, может быть – и не пустые сундуки, запорные крюки на дверях, стёкла.

Вернувшись к Себастьяну, который как раз смахивал в ладонь последние крошки, спросил:

– Есть здесь бумага, перо и чернила?

Он в ответ изумлённо расширил глаза и сказал:

– Я же подробнейшие отчёты пишу каждый месяц! Конечно же есть!

– Неси всё сюда.

Он принёс стопку конторских книг, порт-папир с чистыми листами, пучок перьев, чернильницу. Сел, послушный моему жесту. Взяв и раскрыв последний отчёт, с надеждой спросил: