Читать книгу "Труженики моря - Виктор Гюго"

Это место напоминает унылую водную пустыню. Здесь царят одновременно вечный шум и вечная тишина. Человек сюда не добрался. Все происходящее тут для него – неизвестно и бесполезно. Скалы одиноко возвышаются над морем, а вокруг, насколько хватает глаз, волнуется водная пустошь.

Найденная водка

В пятницу утром, на следующий день после ухода «Тамолипаса», Дюранда взяла курс на Гернзей.

Она вышла из Сен-Мало в девять часов.

Погода стояла ясная, тумана не было. Старый капитан Жертре-Габуро, казалось, ошибся.

Приключения последних дней на сей раз отвлекли Клюбена от хлопот, связанных с погрузкой парохода. Весь груз состоял лишь из небольшого количества товара для лавок в порту Сен-Пьер да трех ящиков для гернзейской больницы; в одном лежало желтое мыло, в другом – свечи, а в третьем – французская кожа для подошв. Кроме того, от прежнего груза в трюме остались мешок колотого сахара и три ящика чая, которые не пропустила французская таможня. Скота на сей раз Клюбен тоже погрузил мало: на борту было лишь несколько быков. Их привязали довольно небрежно.

На пароходе плыли шесть пассажиров: гернзеец, два скототорговца, «турист», как уже говорили в то время, парижанин, человек среднего достатка, разъезжавший, очевидно, по торговым делам, и американец-миссионер.

Не считая капитана Клюбена, экипаж Дюранды состоял из семи человек: рулевого, плотника, кочегара, повара, при надобности становившегося боцманом, двух матросов и одного юнги. Один из матросов в то же время исполнял функции механика. Это был бравый и смышленый негр из голландской колонии, бежавший с сахарных плантаций. Его звали Имбранкам. Он прекрасно знал машину и умел управлять ею. В первое время черная физиономия матроса весьма способствовала созданию той дурной репутации, которой пользовалась Дюранда.

Рулевого, уроженца Джерсея, бывшего, однако, сыном родителей-эмигрантов, звали Тангруй. Он имел довольно знатное происхождение и принадлежал к старинному роду Тангровиллей. Но на Нормандских островах потеря богатства означает одновременно и потерю знатности. Даже имя разорившегося дворянина начинают произносить по-другому. Так случилось и с рулевым Дюранды. Тангровилль превратился в Тангруя.

Тангруй сохранил одну из дворянских привычек: он любил выпить. Для рулевого это большой недостаток. Но Клюбен настаивал на том, чтобы он оставался на пароходе и взял на себя перед Летьерри ответственность за него.

Тангруй никогда не покидал борта парохода; здесь он и ночевал.

Накануне отплытия, когда Клюбен пришел поздно вечером, чтобы осмотреть судно, Тангруй лежал на своей койке и спал.

Ночью он проснулся. Такая уж была у него еженощная привычка. Каждый пьяница, находящийся в подчинении, всегда имеет свой потайной уголок. У Тангруя такое место располагалось за баком с пресной водой. Там его никто не мог заметить, и он был уверен, что никто, кроме него, никогда туда не проникнет. Капитан Клюбен, никогда не пивший, был в этом отношении очень строг. Здесь рулевой прятал от глаз капитана небольшой запас рома и джина и каждую ночь отправлялся сюда как на любовное свидание. Надзор был строг, запас алкоголя скромен, и ночные оргии Тангруя ограничивались обычно двумя-тремя поспешными глотками. Иногда же его запасы и вовсе иссякали.

Но в эту ночь Тангруй неожиданно обнаружил в своем хранилище целую бутылку водки. Радость его, конечно, была велика, но удивление – еще больше. С неба она свалилась, что ли? Он никак не мог припомнить, когда и как принес ее на судно. Однако немедленно выпил всю водку, сделав это отчасти из осторожности: как бы ее не обнаружили и не отобрали. Пустую бутылку он бросил в море.

Когда он встал на следующее утро к рулю, его здорово покачивало. Но все же он правил почти как обычно.

Клюбен, как нам известно, накануне вернулся ночевать в гостиницу.

Под рубашкой он постоянно носил дорожный кожаный пояс, который не снимал даже ночью. В этом поясе капитан хранил около двадцати золотых гиней. На внутренней стороне его несмывающимися литографскими чернилами было написано имя «Клюбен».

Поднявшись на следующее утро, он, перед тем как отправляться в путь, вложил в свой пояс железную табакерку, в которой лежало семьдесят пять тысяч франков, и надел его, как обычно, на голое тело под рубашкой.

Прерванная беседа

Дюранда вышла в море. Пассажиры, разместив свои вещи под лавками, начали осматривать пароход, как это делают всегда и везде все морские путешественники. Двое из них – турист и парижанин – никогда не видели парохода и при первых оборотах колеса принялись любоваться вздымаемой им пеной. Потом они начали восхищаться дымом, валившим из трубы, затем принялись тщательно осматривать палубу, борта, каждый крюк, каждый болт, казавшиеся им драгоценностями, позолоченными ржавчиной. Они обошли вокруг маленькой пушки, стоявшей на палубе. Турист заметил, что она сидит на цепи, словно собака, а парижанин прибавил, что она завернута в просмоленный парус как бы для того, чтобы не простудиться. Когда пароход отплыл немного от берега, пассажиры начали рассматривать удаляющуюся землю, и один из них изрек ту общеизвестную истину, что вид с моря обманчив и на расстоянии одной мили все прибрежные города кажутся одинаковыми.

Сен-Мало все уменьшался и, наконец, совсем исчез. Пароход оставлял за собой длинный пенящийся след, терявшийся вдалеке.

Никогда Дюранда не шла так хорошо, как в этот день. Она вела себя прекрасно.

Часам к одиннадцати пароход достиг Минкье. Ветер дул с северо-запада, судно взяло курс на запад, почти не используя пар и подняв паруса. Погода все еще стояла ясная, но рыбачьи лодки возвращались к берегу, и постепенно море совершенно очистилось от судов.

Дюранда шла не совсем обычным путем, однако экипажу не было до этого никакого дела: все доверяли капитану. Но пароход несколько уклонялся в сторону; возможно, это была вина рулевого. Казалось, Дюранда скорее держит курс на Джерсей, чем на Гернзей.

В начале двенадцатого капитан проверил курс и отдал распоряжение, выровнявшись, идти на Гернзей. Это вызвало некоторую потерю во времени. При коротком дне подобные вещи имеют большое значение. Февральское солнце светило вовсю.

Тангруй нетвердо стоял на ногах, и руки его неуверенно двигались. Вследствие этого он часто поворачивал руль, что замедляло ход судна. Ветер почти совершенно улегся.

Пассажир-гернзеец, державший подзорную трубу, часто поднимал ее и вглядывался в горизонт, на западной стороне которого виднелось маленькое облачко тумана. Оно напоминало клочок пыльной ваты.

Капитан Клюбен, как всегда, был серьезен, но казался особенно внимательным. На борту Дюранды царил покой и даже веселье. Пассажиры болтали между собой. Если закрыть глаза во время плаванья, по типу разговоров на корабле всегда можно определить, в каком состоянии находится море. Непринужденная болтовня свидетельствует о том, что море спокойно.

Вот, например, беседа, происходившая на пароходе, которая могла вестись только при морском затишье: