Читать книгу "Евразийский реванш России - Александр Дугин"

Для нас важно, что, будучи продуктом широкой экспансии изначально унифицированной и единообразной этнокультурной религиозно-политической модели, сопряженной с общим и единым для все геополитическим проектом (арабский халифат), исламский мир постепенно стал геополитической мозаикой, состоящей из довольно разнородных частей, значительная часть которых довольно далеко отошла от изначальной матрицы. Геополитика исламского мира исторически и этно-политически совпадала с геополитикой арабского мира лишь до определенного момента; после него мы имеем дело уже с более сложной и разнородной геополитической системой, в которой следует учитывать многомерные влияния этнических и культурных факторов в сочетании с проекциями «качественного пространства».

Османская империя

После взятия Египта в 1517 г. турками каирские халифы Аббасиды передали инвеституру победителям, и Османская империя стала новой геополитической структурой исламского мира, его политическим выражением. В определенном смысле турки взяли на себя миссию восстановителей халифата, но на самом деле Османская империя была устроена совершенно иным образом и имела иной геополитический вектор. Сразу следует сказать, что турки пришли из евразийских степей и по геополитической классификации были типичными представителями «разбойников суши». Османская империя в своих истоках есть типичная теллурократия, основанная на импульсе энергичных кочевников-завоевателей. Но, в отличие от изначального арабского халифата, в ней полностью отсутствует религиозно-культурная универсальная составляющая. Турецкая империя настаивала лишь на административном единстве правления — вполне в духе монголов или в меньшей степени русских, в остальном она, опираясь на номинальный ислам, вполне терпимо относилась к региональным особенностям народов и культур, попавших под ее контроль.

Турецкий «халифат», претендовавший на формальную преемственность Аббасидам, был не унитарной, но плюральной империей, разнородной культурно, этнически и социально, и не случайно в Османской империи процветали разнообразные суфийские ордена, впитывавшие и свободно развивавшие формально исламизированные местные национальные культы и традиции.

В Османской империи арабы были лишь одной из этнических составляющих наряду со многими другими, и не случайно национальный подъем арабского мира в XIX–XX веках мыслился как процесс национального освобождения от власти турок — почти как и в среде православных народов Греции и Балкан, попавших в сходную ситуацию, с тем лишь различием, что завоеватели навязывали побежденным иное вероисповедание.

Таким образом, с XVI века арабский мир как осколок изначального халифата, разрозненный и покоренный, постепенно шел к выработке новой геополитической программы. В XIX веке эти геополитические тенденции стали воплощаться в теории арабского национализма.

Появление современных арабских государств и панарабский проект

Распад Османской империи провоцировался не только внутренними процессами и национально-освободительной борьбой народов, в нее входивших, но и внешними силами — в первую очередь Великобританией, мечтавшей колонизировать обширные пространства Средиземноморья, необходимые ей для геополитического контроля над Европой. Колониальная политика Англии использовала в своих интересах подъем арабского национализма и способствовала возникновению новых независимых арабских государств.

Практически все новосозданные после распада Османской империи арабские государства, кроме Саудовской Аравии, строились по светским принципам, как прямой аналог западноевропейских атеистических держав. Границы между современными арабскими странами абсолютно произвольны. Они основаны на том, что принято называть «постимперской легитимностью». Эти границы не несут в себе никакого качественного или исторического содержания, по обе их стороны живет, как правило, один и тот же народ с одной и той же культурой. Государственная история каждой из этих стран коротка и довольно малозначительна. Межгосударственные конфликты напоминают более внутрисемейные склоки, нежели эпизоды диалога культур, политических идей или цивилизаций.

Осознание искусственной природы арабских государств, подъем интереса к исламской религии, вступление в политические процессы социальных низов арабского мира, продолжающих стихийно жить в условиях традиционного общества, — все это привело к постепенной ферментации панарабского проекта как воли к объединению арабов в единую политическую конструкцию.

Панарабский проект имеет две принципиальные версии: социал-национальную — в стиле партии Баас или Муаммара Каддафи, светскую, основанную на национализме, — и религиозную (фундаменталистскую), основанную на идее возврата к интегральному традиционализму (она ориентирована боле на Саудовскую Аравию, ваххабизм и его аналоги). Оба проекта совпадают в характере геополитической воли: объединение арабских стран в единое политико-стратегическое пространство. Однако идеология этого объединения существенно различается. Как бы то ни было, геополитика интеграции арабского мира представляет собой увлекательную модель конструирования будущего. И привлечение к верстке этого проекта геополитического инструментария в высшей степени важно и своевременно.

С другой стороны, даже в таких искусственных образованиях, как существующие арабские государства, постепенно накапливается историческая инерция, складывается некое подобие национальной идентичности, что на практике создает многополюсную картину, мозаику локальной геополитики.

Война в Персидском заливе 1991 г.: геополитический анализ

Классик современной геополитики австрийский генерал Йордис фон Лохаузен привел пример геополитического анализа войны в Персидском заливе 1991 года. Этот разбор показывает функционирование геополитической методологии применительно к конкретным ситуациям. Ирак Саддама Хусейна представляет собой сухопутное государство, тяготеющее к автаркии, чрезвычайно богатое нефтью и стремящееся к ее экспорту. Ирак — это региональный heartland. Понимая это, англичане создают в береговой зоне марионеточное государство Кувейт, запирающее Ирак и прямо контролируемое Англией (позже США). Теперь экономический и стратегический контроль над полуавтаркийным и довольно крупным унитарным Ираком зависит от контроля над небольшой береговой зоной Кувейтом. Пока Ирак следует в русле атлантистской (западной) политики, запор в виде Кувейта имеет ограничительное значение. Но когда Ирак пытается выйти на самостоятельный курс, вопрос контроля над Кувейтом приобретает жизненно важное значение. Кувейт населен теми же арабами, что и Ирак, но геополитически это зона более прямого атлантистского контроля. Саддам Хусейн вторгается в Кувейт, чтобы иметь свободу доступа к портам. В ответ американские и европейские войска, при попустительстве контуженного геополитически СССР, вступают в Кувейт, потом в южную часть Ирака, и отбрасывают Хусейна вглубь страны. Кувейтский запор укрепляется, континентальный Ирак замкнут, через 11 лет блокады его оккупация атлантистскими войсками составляет уже чисто техническую задачу. Все формальные поводы и предлоги войны ничего не значат. Единственное истинное содержание — нарушение, сохранение или изменение геополитического баланса.