Читать книгу "Лягушка под зонтом - Вера Копейко"

– Да вы возьмите в руки, Никита. Берите, – подталкивал его хозяин.

Никита взял нож.

– Начало восемнадцатого века, – выдохнул он. – Я знал, что они есть, но никогда не видел.

Он трогал металл, украшенный гравировкой, подносил нож к глазам, чтобы рассмотреть спусковой крючок, тоненький как иголочка. Она раздваивалась на конце – змея, открывшая пасть. Были видны даже крошечные зубы.

– Да вы ешьте, режьте мясо. Нож заточен, вилка тоже.

– Вы оставите их себе? – спросил Никита, пытаясь пригасить блеск глаз. Он поднял вилку, поднес к глазам. Это была пара, несомненно.

– Пока не наиграюсь. – Мазаев хихикнул. – А антрекот-то хорош...

Это была правда.

20

– Летишь на свидание? С Куропачом? – Валентина Яковлевна вышла из ванной, в руке она держала зеленую зубную щетку. Трижды в день она чистила зубы, сейчас собиралась сделать второй подход, поэтому Ольга могла не смотреть на часы – ровно половина второго. – Когда тебя ждать? Ночью или утром?

– Вообще не жди, – махнула рукой Ольга. – Захочешь спать – ложись.

– Но с ним-то ты не улетишь? Если он такой бизнесмен, как рассказываешь, не ровен час – посадит в личный самолет, и прости – прощай, моя дорогая!

Если Валентина Яковлевна начинала говорить слогом древней бабушки-старушки, Ольга знала: это предупреждение. Но от чего? Неужели от чар Куропача?

– Но это же Куропач! О чем волнуешься? Старый друг, который хочет поболтать со старой подругой.

– Мужчины существуют двух типов, – вздохнула Валентина Яковлевна, засунула щетку в карман синего махрового халата и сложила руки на груди. – Я тебе уже говорила, хорошо помню, что мужчины бывают двух типов...

– Да знаю, – перебила Ольга. – Я тебя другим цитирую.

– Первый тип – молчи, женщина, и слушай. Второй – слушай, женщина, и молчи.

– О-ох, – простонала Ольга.

– Но есть небольшой зазор между типами, – об этом я тебе не говорила. – Валентина Яковлевна лукаво посмотрела на Ольгу. – Очень, очень маленький. Тонкая прослойка. У этих мужчин принцип иной: говори, женщина, я послушаю – может, случайно сболтнешь что-то... полезное.

Ольга озадаченно смотрела на бабушку.

– Не поняла, – призналась она. – То есть, конечно, поняла смысл. Но неужели ты о Куропаче беспокоишься?

– Не о нем, а о тебе. Желаю удачи. – Валентина Яковлевна нырнула в дверь ванной.

Куропача, то есть Хансуту Вэнго было трудно узнать. В темно-синем костюме в тонкую полоску, в туфлях, в черноте которых с удовольствием отражалось осеннее солнце, он стоял в вестибюле гостиницы «Золотое кольцо».

Широкое смуглое лицо казалось шире прежнего, потому что Хансута Вэнго подстригся очень коротко, но никак не шире улыбки.

– Привет, Куропач!

Ольга, услышав цокот каблучков своих черных туфель, усмехнулась – точно так цокала крошечная собачка, обутая в ботиночки. Не было человека в метро, кто не оглянулся бы.

Куропач не двинулся с места. Ольга подошла к нему, встала на цыпочки, коснулась губами благоухающей мужским парфюмом щеки. Отстранилась, оглядела его снова.

– Тебя не узнать.

– А тебя узнать. – Куропач схватил ее руку, стиснул. – Только ты немножко посерела. – Он сморщил губы.

– Как это? – удивилась Ольга. – Ты хочешь сказать, постарела?

– Ха-ха! Не-ет, у тебя волосы как у полярного песца летом. – Он покачал головой. – У вас тут нет настоящей зимы. Песец тоже не стал бы менять свой цвет на белый.

– Брось, Куропач. Что ты выдумываешь?

Он рассмеялся.

– Просто так, чтобы посмотреть, как ты сердишься. Мне нравится смотреть. Я помню... А ты? Помнишь, как мы охотились?

– Мы много раз охотились, – сказала Ольга ровным голосом, хотя понимала, о чем он.

– На куропаток, я хотел сказать.

Ольга отвернулась от Хансуты и встретилась взглядом с портье. Он не просто наблюдал за ними, он вслушивался в каждое слово.

Ольга свела брови и сурово посмотрела на него.

А Куропач? Куда подевалась его врожденная осторожность? Или она включается только в тундре? Или... Она окинула его долгим взглядом. Он изменился, даже с тех пор, как они ездили в Германию. В Куропаче появилось... но что? Как назвать одним словом эту неспешную улыбку, нарочито громкий голос, которым он произносит слова, делая неверное ударение, его костюм, который среди дня надевают участники какой-нибудь европейской конференции? Самодовольство, вот что. Которое проросло в нем недавно. Значит, что-то произошло в его жизни такое, о чем она не знает?

Куропач положил руку ей на плечо, но Ольга мгновенно выскользнула из-под нее. Ей что-то не нравилось, она сама не могла понять – что.

– Ты красивая, Такутка, – теперь уже тихо сказал он. – Еще красивей, чем раньше. Ладно, поехали со мной, – слегка усталым голосом сказал он и взял ее за руку.

Он так крепко сдавил запястье, будто это не женская рука, а тонкая шея куропатки, еще теплой, но уже лишенной жизни.

Ольга поморщилась. Ей не понравилось сравнение, пришедшее на ум. Оно даже... неужели встревожило ее? Из-за странного намека бабушки?

Да в чем дело? Она идет рядом с Куропачом, школьным другом. Они сидели за одной партой, пока она с родителями жила в Хатанге.

Потом она уехала в Москву к бабушке, а родители полетели в поселок Провидения. На границе между полярной ночью и полярным днем Куропач брал ее с собой на охоту на куропаток. Это она наградила его именем Куропач, на самом деле его звали Хансута. А он в отместку придумал – Такутка. Он долго не признавался, откуда взял это странное слово. Однажды Ольга все-таки вытащила из него правду. Перед самым отъездом с Севера.

– Ты все время говорила: «Так, утка номер три... Так, утка номер десять»...

– Но это было сто лет назад.

– В седьмом классе, – сказал он. – Когда я взял тебя на утиную охоту...

– Куда едем? – спросила Ольга, когда они подошли к машине. Это был черный «лендровер». Однако, подумала она, усаживаясь на заднее сиденье.

Водитель в белой рубашке с галстуком был не молодой и не старый, как раз в том возрасте, в котором обычно нанимают шофера солидные хозяева. Он поздоровался, не спрашивая, куда ехать, включил зажигание.

– Так куда мы едем? – спросила Ольга снова.

– На куропаток, Такутка. – Хансута рассмеялся.

Ольга повернулась к нему и насмешливо посмотрела.

– Но сейчас не сезон.

– Не важно. На моей родине, в Путоранах, для меня всегда сезон.

Вон как! И давно Путораны стали его родиной? Там родина атабасков, не ненцев, к которым принадлежит Хансута Вэнго. Если он хочет удивить ее чем-то, она не будет спорить.