Читать книгу "Офицер - Борис Орлов"

Летний день и чист и светел,

Путь-дорога далека!

Гонит вдаль попутный ветер!

Гонит вдаль попутный ветер!

Надо мною облака.

– Шагает Джек по дороге, помахивает вересковым прутиком, несет на плече узелок с краюшкой черного хлеба и старыми деревянными башмаками…[69]

Разумеется, к моноспектаклю очень быстро подтянулись и взрослые, после чего серьезный разговор отложился на неопределенное время. После сказки все с увлечением хором пели песни из репертуаров будущего. Потом танцевали, тоже все вместе, а потом – потом день кончился, и все разошлись. Так что теперь Новиков рассчитывал поговорить с Берией о том, о чем не удалось в выходной. Но с другой стороны, ведь Берия не знал, что Кирилл собирался говорить с ним, а значит, вызывают его для чего-то другого. Впрочем, это уже не играло особой роли: если начальство вызывает – нечего размышлять. Ноги в руки, и – аллюр три креста марш-марш!

Москва, Лубянская площадь

– Разрешите, товарищ нарком? – Кирилл вошел в кабинет и, повинуясь приглашающему жесту, подошел к столу.

Берия протянул ему свою обманчиво белую, кажущуюся мягкой, руку, но Кирилл уже знал этот фокус и, сжав ладонь, достойно ответил на крепкое рукопожатие. Лаврентий Павлович, обладавший поистине железными пальцами, которыми мог без особых усилий свернуть в трубочку серебряный рубль, лукаво подмигнул ему и указал на стул.

– Садись, товарищ Новиков, садись. – И когда Кирилл уселся, протянул ему лист бумаги, почему-то слегка пожелтевший, и ручку: – Пиши, пожалуйста. Коротко и быстро.

– Что писать? – спросил Новиков, подумав про себя: «Надеюсь, не признание в измене?»

Берия снова взглянул на него, теперь уже не лукаво, а просто весело:

– Как что? Заявление пиши… – И, видя, что собеседник все еще ничего не понимает, пояснил: – Ты ведь за коммунизм? За нашу с тобой Советскую Родину?

– Так точно!

– Словечки у тебя старорежимные, товарищ Новиков, – поморщился Берия, но тут же вернулся к предмету разговора: – Раз ты за Союз ССР – значит, коммунист, так? Большевик?

– Полагаю… Так точно, коммунист!

– А раз коммунист – значит, должен быть в партии, так?

«Вот в чем дело! – успокоился Кирилл. – Ну, в партию так в партию!» Заявление он писал под диктовку наркома, старательно выводя буквы непривычной ему перьевой ручкой. Закончил, обойдясь без клякс, поставил по указанию Берии дату – 23 января 1924 года, подпись и задумался: что делать дальше? Но Лаврентий Павлович тут же взял лист, лично промакнул его пресс-папье и передал бесшумно вошедшему порученцу. После чего повернулся к Новикову:

– Сегодня, часа в два пополудни зайдешь в партком в своем Бюро. Парторг тебе все объяснит. Вопросы?

Кирилл воспользовался случаем и представил Берии свои мысли по И-180, о возможных неприятностях при испытаниях, опасности для Чкалова и о перспективном вооружении нового истребителя. Нарком внимательно выслушал его, сделал несколько пометок, связался с куратором ВВС КА от НКВД Авсеевичем,[70]который пообещал быть в Осинфбюро сегодня же, не позднее шестнадцати ноль-ноль. После чего у наркома зазуммерил телефон, и Новиков «откланялся», то есть осторожно вышел, получив разрешающий кивок.

Всю дорогу до своего Бюро он пребывал в размышлениях. Зачем понадобилось писать заявление с давно прошедшей датой, да ещё и на старой бумаге? Партстаж? А для чего? И так первый человек в партии все знает. Тогда зачем? Ответа не было.

Москва, Подольская площадь

Тем временем секретарь парторганизации Особого информационного бюро сидел в своем кабинете и с ужасом взирал на два листа бумаги, лежащие перед ним на столе. Первый лист был заявлением его начальника Новикова К. А. о вступлении в ряды РКП(б), на котором красовались рекомендации за подписями Молотова и… Сталина! А второй – запрос за подписью наркома, в котором требовалось предоставить учетную карточку на члена ВКП(б), майора государственной безопасности, орденоносца Новикова К. А. в отдел партучета наркомата внудел. И самым ужасным было то, что ни партбилета, ни учетной карточки парторг, старший лейтенант государственной безопасности Белкин, никогда в глаза не видывал! Он даже и не знал: партийный ли его начальник или нет? Как-то сразу ему очень вежливо намекнули, что с такими вопросами к руководству лезть не надо. А он всегда был понятливым.

Белкин соображал недолго. Пригладив вставшие дыбом волосы, вызвал двух членов парткома – Геллермана и Кузнецова, которые числись по наркомату вольнонаемными, и быстро провел с ними заседание в сокращенном составе. В результате заседания парткома было принято решение о вынесении коммунисту Новикову К. А. устного порицания за утрату партбилета при выполнении государственного задания особой важности, и в картотеке появилась учетная карточка с пометкой «дубликат». После того как оба члена парткома подписали протокол заседания, Белкин вызвал к себе коммуниста Кузнецову Веру и велел ей занести товарищу Новикову новый партбилет. Что она и выполнила с большим удовольствием, потому что «змея-Надька вцепилась в Кирилла точно клещ, а ведь ни кожи, ни рожи!..»

12

– Да что вы можете знать о вредителях!

Лаврентий Павлович Берия в разговоре с Мичуриным

Москва, АБТУ РККА

В Автобронетанковое управление РККА Берия прибыл ровно к десяти ноль-ноль. И был неприятно удивлен: вызванные на совещание конструкторы бестолково толпились в приемной начальника АБТУ Бокиса, а замотанный дежурный капитан устало повторял:

– Товарищи, товарищи! Товарищ комдив задерживается, подождите. Подождите, я говорю! Ну, вот присядьте, подождите…

Тут он соизволил заметить Берию, но из-за того, что тот, по своему обыкновению, был в штатском костюме, принял его за очередного конструктора. Он открыл папку и повел карандашом по списку, одновременно бормоча:

– Фамилия? Придется подождать: товарищ комдив задерживается…

– Фамилия – Берия, – сообщил Лаврентий Павлович любезно. – Мы пока начнем, а когда товарищ комбриг прибудет, проведите его к нам.

– Какой комбриг? – обалдело спросил капитан.

– Комбриг Бокис,[71]– столь же любезно пояснил Берия и, распахнув двери кабинета, повернулся к конструкторам: – Прошу, товарищи, заходите.