Читать книгу "В огне аргентинского танго - Татьяна Алюшина"

Это ж такое происходит! Повернул в жизнь Глеб Максимович – тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Вот тебе и Дюймовочка! Ай да девочка!

А он рассказывал. И Верочка поняла, что начала всхлипывать, так трогательно он про доченьку вспоминал, и тут же зажала рот углом фартука, чтобы не потревожить его.

В дом вошел Коля, неся дрова для камина, скинул уличные резиновые боты с ног, остался в толстых вязаных носках и так и пошел по коридору, и встал, как вкопанный, увидев зареванную жену, стоявшую у дверей в гостиную и явно подслушивающую чужой разговор. Хотел было прикрикнуть на нее за излишнее любопытство женское, да она, заметив его, сделала строгое лицо, приложила палец к губам, призывая к тишине, и резко махнула ладошкой, подзывая к себе, предлагая присоединиться.

Коля вздохнул, вернулся в прихожую, максимально осторожно и тихо сгрузил на пол дрова, тихонько подошел к жене и прислушался.

Следом за ним, прям по пятам, вошел в дом за какой-то надобностью к хозяину Витяй, скинул свои дворовые боты, родные братцы Колиных, рядком с ними и поставил и в шерстяных вязаных носках двинул дальше.

– Опть! – прокомментировал ситуацию Витяй, обнаружив семейную пару за явным подслушиванием под дверьми гостиной.

Они резко повернули головы на его голос, сделали страшные лица, замахали на него руками, прикладывали на пару пальцы к губам, требуя абсолютной тишины и соблюдения конспирации, и снова продолжили прослушивание. Витяй подобрался ближе к ним, и так бочком, бочком, вытягивая голову ухом вперед, пристроился рядом. Так и замерли они втроем и слушали…

Глеб начал рассказывать с трудом, Лиза видела, что первые несколько фраз он заставляет себя произносить. Но постепенно теплые, яркие воспоминания о ребенке захватили его, и он улыбнулся один раз, потом еще и вот уже полностью погрузился в то время, когда Алиса была совсем маленькой, и просветлел лицом.

Лиза слушала, не перебивая, смотрела на меняющееся выражение его лица и понимала, какая сильная связь была у него с дочерью, такую редко встретишь. У них был свой особый мир только для двоих, и эта неосознанная попытка Протасова еще больше отгородить этот их мир от Ольги и других людей тем, что он учил дочь испанскому, о многом говорила. Ну, хотя бы то, что он не был душевно близок со своей женой.

Глеб подошел в своем рассказе к моменту, когда стала проявляться болезнь Алисы. И все! Всякое отстранение, к которому призывало психологическое образование, исчезло, и она уже плакала, не замечая текущих по щекам и капающих на одежду слез.

Когда потекли еще и слезливые сопли, Лиза, не отрывая ни на мгновение взгляда от лица Глеба, на автомате нашарила рукой на столе стопку салфеток, принесенных Верочкой с прочей сервировкой. Вытиралась, сморкалась и смотрела на Протасова совершенно больными от сострадания глазами и, уже не сдерживаясь, рыдала во весь голос и роняла промокшие насквозь салфетки, усыпав ими колени и диван вокруг себя, как кусками нерастаявшего снега.

А он говорил и говорил. Наклонившись вперед, опираясь локтями о колени, с силой сцепив пальцы в замок до побелевших костяшек, Глеб смотрел неотрывно в угасающий огонь в камине и рассказывал, и желваки ходили у него на скулах.

Вера, с силой прикрывая рот двумя ладошками сразу, раскачивалась скорбно из стороны в сторону и заливалась слезами, Коля неосознанно гладил ее по плечу успокаивающим и поддерживающим жестом и сам вытирал слезы загрубевшей ладонью, а Витяй утирался вязаной шапочкой, которую комкал в руке, и что-то тихо под нос ворчал матерное на врачей нерадивых и судьбу злую Максимыча.

Голос Протасова стал глухим и монотонным от сдерживаемых эмоций, а он рассказывал про то, как вышел из палаты Алисы и увидел себя в зеркале, и не узнал, только потом сообразил, что это седина, и о том, как билась в истерике Ольга и выкрикивала обвинения ему, о том, как потерял краски и стал серым его мир…

Он замолчал, расцепил побелевшие пяльцы, откинулся на спинку дивана.

– Ну почему-у? – рыдала Лиза и заикалась от слез. – Почему ты не рассказал все это раньше, пу-усть не-е психоло-огу, но кому-у-нибудь ро-одному? У тебя, я знаю-ю, с ба-бабу-ушкой очень бли-и-зкие отноше-ения! Не-ельзя же! Не-ельзя де-ержать тако-о-е в себе сто-о-лько времени!

– Не плачь, – устало распорядился он.

– Не-е мо-огу, – призналась Лизка.

И внезапно ринулась к нему, уселась на колени, сильно обняла, прижалась щекой к его груди, громко всхлипывая, и все никак не могла успокоиться. Он склонил голову, посмотрел на нее, обнял одной рукой, а второй принялся гладить по голове и повторил:

– Не плачь.

– Не бу-уду, – тяжело вздохнув, пообещала она и спросила: – Почему-у ты не захотел при-инять по-омощь от дру-узей и ро-одных?

– Мне казалось, что так я к ней ближе, – помолчав, все же признался Глеб.

Верочка сделала красноречивый знак мужикам, означавший: идем отсюда, и пригрозила, когда Витяй засомневался в правильности ее распоряжения, ухватила его за локоть и с силой двинула вперед, да еще поддала в спину, изобразив предупреждение лицом. Конюх неохотно подчинился, Вера же, прихватив блюдо с остывшим пирогом, погнала мужиков в кухню, не забыв тихонечко и осторожненько плотно прикрыть двери гостиной.

– Вот такие дела-а-а! – протянул горестно Витяй, усаживаясь за стол.

– Настрадался мужик, – поддержал его Николай.

– А дитя-то как намучилось, бедное! – всхлипнула Верочка и быстро утерла краем фартука набежавшую слезу. – Чистый ангел! Не плачь, говорит, папочка!

– Ну-ну, хватит, Вера, – попытался остановить новый поток слез Коля.

– А вы чего расселись? – переключила она неожиданно свое внимание на происходящее в данный момент.

– А чего? – не понял Витяй.

– А вот пирога сейчас возьмем краюшки и пошли к нам в дом, – строго приказала Вера, быстренько занявшись делом: накрыла так и не донесенное до гостиного стола блюдо с печивом чистым полотенцем, достала из шкафчика пластиковый контейнер, уложила в него отрезанные боковинки пирога и распорядилась: – Идем, нечего Глебу Максимовичу мешать здесь, и чтоб носа не совали! Мало ли, может, у них сладится что, а не сладится, так она его подлечит психологически, сумела же вот разговорить. Идем, идем, только тихо.

– И правда, – поднялся Витяй. – Пойду ребятам расскажу, что услыхал, пусть знают, пожалеют его.

– Да успеешь со своими коняшками поговорить, – махнула на него рукой Верочка. – Пошли вон чаек с пирогом попьем, пока теплый.

И стараясь соблюдать режим особой тишины, они втроем прошли по коридору мимо гостиной на цыпочках, так же тихо обулись в прихожей и вышли из дома, затворив за собой двери.

– Это все так ужасно, – продолжая прижиматься к Глебу, запрокинула голову и посмотрела ему в лицо больными глазами Лиза. – И как неправильно жить в этом состоянии так долго.

– Тебе видней. Ты же психолог, – тихо отозвался Протасов, совсем близко заглядывая ей в глаза.