Читать книгу "Пианисты - Кетиль Бьернстад"

— На Квиксандвейен, — подхватываю я.

Все в недоумении глядят на меня.

— Я там недалеко живу, — объясняю я, тоже в недоумении. — Только на другом берегу реки.

— Ее улица называется Сандбрюнневейен, — хихикнув, говорит Ребекка.

— Где ты витаешь? — спрашивает у меня Маргрете Ирене.

Я чуть не рассказал им про ольшаник. Я крепко зажмуриваю глаза и трясу головой. Они смеются над моими гримасами.

— Я понимаю, что надо держать себя в руках, — говорю я. Но главное уже сказано. Ребекка Фрост дебютирует. Эта безумно богатая восемнадцатилетния девушка. Концерт назначен на одиннадцатое ноября.

— Осталось только дожить, — говорит Фердинанд.

Она кивает. Вздрагивает.

— Не напоминай мне об этом.

— Что ты будешь играть? — спрашивает Маргрете Ирене. Она с восхищением смотрит на Ребекку.

— Хочу поразить вас всех, — твердо говорит Ребекка. — Все считают меня богатой поверхностной дурочкой с Бюгдёя, но вы меня еще не знаете. Сначала я исполню «Могилу Куперена» Равеля, потом Бетховена, опус 109, это для тебя, Аксель. — Она показывает мне язык и продолжает: — И наконец, да будет мне это позволено, четыре баллады Шопена.

Мы ахаем. Амбициозно, конечно, но никуда не денешься. Давно прошли времена, когда можно было получить восторженную критику за полную версию «Весенних шорохов» Синдинга[6].

— Поздравляю, — говорю я.

Ребекка, словно защищаясь, поднимает обе руки.

— Поздравлять еще рано. Подождем до одиннадцатого ноября.

Я вижу бегающий взгляд В. Гуде. Он ищет глазами официанта. Наконец он видит его.

— Официант! Шампанского! Да-да, игристой водички для моих детей! Мы должны это отметить! За молодежь, за будущее, за отвагу! За все еще не совершенное!

Союз молодых пианистов

В. Гуде уже ушел. Пожав каждому руку и обняв каждого на прощание, он уверил нас, что он наш друг на всю жизнь, что нам надо только прийти к нему, и он организует концерты, которые нам необходимы. А мы пили шампанское. Праздник еще не кончен. Мы все направляемся в квартиру Маргрете Ирене возле стадиона Бишлет. Маргрете Ирене настаивает, чтобы мы не расходились по своим углам после такого замечательного ланча. В. Гуде подтолкнул нас своими бутербродами с креветками и шампанским.

— Я тоже хочу дебютировать! — говорит Маргрете Ирене. — В. Гуде вселил в меня уверенность. Подумать только, иметь того же импресарио, что и Рубинштейн!

— Ерунда, — бурчит Фердинанд. — Он импресарио Рубинштейна только в Норвегии.

— Типично для тебя, Фердинанд, — говорит Маргрете Ирене. — Ты-то и через пятнадцать лет еще не дебютируешь со своим Рифлингом. Ха-ха!

Фердинанд не поддерживает ее шутки:

— Рифлинг знает, о чем говорит. А В. Гуде нужны только деньги.

— Несправедливое высказывание, но мы это еще обсудим. — Маргрете Ирене крепко держит меня за руку. Мы идем по Пилестредет.

— Надо запомнить этот день. Сегодня мы создадим Союз молодых пианистов!

— Вместе в будущее! — смеется Ребекка.

— Согласие и верность[7]до первой ошибки! — дурачится Фердинанд.

— Это все ты виновата, — говорю я Ребекке. — Ты столкнула нас всех лбами. Если мы не дебютируем до девятнадцати, нам придется жить на социальное пособие.

Она отрицательно мотает головой.

— В. Гуде — умный человек. Он понимает, что мы вот-вот станем взрослыми, что нам предстоит решать трудные задачи. Я за многое благодарна фру Люнге. Она щедрая. Сама она любит только цветы и картины. После концерта я устрою дома на Бюгдёе грандиозный праздник. Все будет очень шикарно!

Я с трудом освобождаюсь от цепкой хватки Маргрете Ирене и с восхищением смотрю на Ребекку. Она сделала важный шаг. Я вижу, что это принесло ей облегчение. Но мысль о том, через что ей придется пройти в ближайшее время, вызывает у меня тошноту. Равель, Бетховен, Шопен. Почему я даже не подумал ни о чем в этом направлении? Почему еще целый год у меня не будет ничего, кроме ежедневной рутины — бесконечных прогулок мимо вилл, сидения в ольшанике, занятий за роялем, сред с Сюннестведтом с его запахом изо рта и благожелательными банальностями? Я чувствую, что презираю его и жду, когда же он скажет: «Ну, мой друг, я себя исчерпал. Пора тебе найти себе другого педагога». Но он молчит. Он слушает, как я играю, сидя в своей скрюченной позе. Не предлагает мне дебютировать. Не советует выступить на концерте «Новые таланты». Он хочет быть только моим педагогом. И, пребывая в легком настроении после шампанского и мужества Ребекки, я думаю, что Сюннестведту не хватает твердости. Если бы он мог, он бы навсегда остался моим педагогом. А я никогда бы не дебютировал. Да, думаю я, Сюннестведт — это тупик. Мне хочется бросить его. Но к кому мне тогда обратиться?

К Сельме Люнге?

Ребекка замечает, что я о чем-то задумался.

— Сегодня запрещается думать о неприятном, говорит она. — Сегодня мы чествуем друг друга. Чествуем В. Гуде и его щедрость. Чествуем Союз молодых пианистов!

Мы у Флуедов. У старшего инженера и его малопонятной семьи — неприметной жены с добрым всепонимающим лицом. Сына, которого я никогда не видел, он, как нам известно, занимается современными танцами. Мы сидим в гостиной, где стоят динамики. Bowers & Wilkins. Слушаем Бетховена и другие пластинки. Родителей Маргрете Ирене, к счастью, мы почти не видим. Они оборудовали себе спальню и отдельную гостиную с телевизором в той части квартиры, где находится помещение для прислуги. Сын обычно живет у друга в Манглерюде. Мы, молодежь, предоставлены самим себе. Мы отмечаем событие красным вином, предложенным нам Маргрете Ирене. Надо отпраздновать будущий дебют Ребекки. Она сидит здесь, среди нас, всегда такая властная и в то же время простая. Всегда готовая нас поддержать, она сама уже сделала первый шаг. Между нами нет зависти и недоброжелательства. Несмотря ни на что, мы любим друг друга. И желаем друг другу успеха. Мы говорим о будущем, нашем неясном будущем, о ждущей нас желтой сцене, черном рояле, критиках, публике. И все это ради музыки.

— Вы должны последовать моему примеру, — убеждает нас Ребекка. — Иначе мне будет трудно радоваться своему дебюту. Мы должны им показать!

— А мне даже негде заниматься, — говорю я.

Я рассказываю им о наших двух студентах, о христианине Скааре, который бегает на лыжах зимой и занимается спортивным ориентированием летом, и о мыслителе из Тотена — Бендиксене, от которого разит потом.