Читать книгу "Жора Жирняго - Марина Палей"

— Ладно, цыпа, — сказал Эдгар, — мне некогда. Я полагаю, ты знаешь, что с тебя причитается часть неустойки? Несмотря на твою производственную травму?

— Но…

— Ты контракт читала?

— Нет, — презирая себя, выдавила Рената (до контракта ли тогда ей было!).

— А ты почитай, почитай — беззлобно, почти миролюбиво сказал Смог, — Ровно через неделю, в это же время, я заскочу — проверю, правильно ли ты поняла.

— У меня все равно нет таких денег, — устало сказала Рената. (Надо бы положить трубку… Да что толку?)

— А мы люди простые, гибкие. Не брезгуем и натурой. Ясненько, цыпа?

Трубка выпала из Ренатиной руки, но даже оттуда, с пола, мерзкий голос, извиваясь, как в срамной пляске, продолжал:

— Жалко, что гипс сняли… Я еще никогда не имел девушку в гипсе… Это, наверное, упоительно… Пигмалионизм, твою мать… только в книжке читал… — Было слышно, как Смог с наслажденьем закуривает. — Должок буду брать по частям… Ду ю андерстэнд, бэби?… — И все это с отвратительным ерническим акцентом…

Сначала Рената ошиблась номером и попала, видимо, в кооператив целителей и ворожей. Телефон долго не брали, гудки были какие-то облезло-кошачьи — придушенные, сиплые, еле живые. Потом гудки оборвались, и трубка невольно зачерпнула конец разговора: „...я вам говорю, что это не беременность, а глисты. Наденьте очки, женщина, и посмотрите на свой стул“.

— Здра… здравствуйте… — робко выдохнула Рената.

— В постель не ложим, — приступила к делу трубка.

Рената пришла в полное замешательство.

— Да я, собственно... — сказала она, — я…

— Приходить к вам будет — сделаем сто процентов, а в постель не ложим.

— Да я не за этим! — в отчаянье выкрикнула Рената и заплакала…

Со второй попытки она попала, куда собиралась.

— Такие письма мы не печатаем, — скучающим тоном сказал редактор.

— Почему? — у Ренаты не было сил на борьбу. Даже вежливое любопытство она попыталась сымитировать.

— Не наш профиль. Да и письмо сумбурное. С производственными разборками лучше обращаться в… (он назвал газету), а если в раздел „Крик души“, тогда…

— Сашка, — сказала Рената, — ты меня и правда не узнаешь?..

— Господи… — по-домашнему воскликнул бывший однокашник. — Ты, что ли, Ренатка?!

— Ну я, — усмехнулась Рената. — Все, что от меня осталось…

— А я-то думал, — не расслышал оттенка этой фразы одноклассник, — ты, с твоими-то языками — да-а-авно уже в районе Колорадо…

Они проболтали добрый час. У Ренаты слегка полегчало на сердце…

— Слушай, — яростно сказал однокашник, — я тебе твое письмо так отредактирую — этой сволочи мало не покажется!! — И заключил: — Послезавтра — в номер!

А что толку? Чем ей поможет это письмо? Ну прочтет какая-нибудь пенсионерка, ну всплакнет… ну скажет: „Вот негодяй! уродов-то развелось!..“ А что толку? И разве не Рената отвечает за все это? То-то невинная овечка! Виноватая овца, конечно. Только невезучая…

Рената затравленно смотрит на дверь. Без пяти семь. Ровно в семь раздастся звонок и войдет Смог. Этот ублюдок на редкость пунктуален.

Да: в семь он войдет в квартиру, а еще минут через пять — он грубо войдет в нее, в Ренату, — и будет долго, со вкусом, ee мучить. Четверократный кайф: вволю посовокупляться, „должок взять“, унизить, отомстить — все в одном флаконе. Видимо, одним из немногих, кто обратит внимание на ее письмо в этой газете, будет именно он. А нет, так „добрые люди“ подскажут. Они только на такой случай и добрые. Совесть его не замучает, нет у него такой субстанции. Только раззадорит его это письмо. Зачем только она это сделала?! Ошибка за ошибкой…

Милиция? А когда звонить — до изнасилования, что ли? То-то им будет потеха. Или во время него? А после — еще смешней… Позвать кого-нибудь на подмогу? Но кого? В любом случае век сидеть этот „кто-нибудь“ с ней не будет. А Смог все равно своего добьется, на то он и Смог.

„Проломлю ему голову“, — устало думает Рената, ковыляет на кухню, хватает огромную чугунную сковородку, пробует ее на вес — и в это время раздается дверной звонок.

Рената выходит из кухни и, прихрамывая, стараясь при том не потерять равновесия от тяжести сковородки, да вдобавок не поскользнуться на паркете, медленно направляется к двери. Пятиметровый коридор кажется ей тоннелем метро… Снова звонят.

— Иду!.. — ангельским голоском пропевает Рената. — Иду-иду-у-у!..

Вот она у двери. Поудобней взять сковородку и, главное, не испугаться крови. Как рассчитать удар, чтоб не убить — а так, поучить? Хорошенькая учеба! Господи, а начиналось так невинно — объявление в газете… И газетой заканчивается! Или это ещё не конец? Закончится-то газетой — только другой…

Заметка „Из зала суда“… „Обвиняемая в убийстве известного импресарио, Рената К. …“ От ужаса и отвращения Рената едва не падает в обморок…

Снова звонок!

Вмиг отперев — она резко распахивает дверь.

На пороге — Андрей.

Он очень коротко пострижен. Худ. Ренате кажется, что она смотрит на экран монитора, находясь при том в орбите Юпитера…

Руки человека с силой обнимают ее.

Из дальней, нездешней дали она слышит голос:

„Прости меня, если можешь. Мы все имеем право на ошибку — ведь так? — и ты, и я тоже. Я прошу тебя: прости меня, что в тот момент я был не достаточно сильным, чтобы понять тебя, войти в твои обстоятельства, разобраться — и, главное, помочь. Морализм, мстительность, ревность — все это от крысиного эгоизма, малодушия — я это знаю точно. Я люблю тебя. Я сейчас сильный, как никогда! Да что ты вцепилась в эту сковородку?!“

Так слушится новичку в опере: два персонажа поют — каждый свою арию, слова идут вразнобой… На протяжении Андреева монолога Рената, как заведенная, вслух повторяла: „Почему? почему? почему?..“

Другой бы спросил: что — почему? Но Андрей понял мгновенно:

— Потому что я иногда подрабатываю для этой газеты: фотографии, фотомонтажи… Сегодня утром увидел твое письмо. Чуть с ума не сошел… Я понял, что оно написано для меня, мне. Я вообще-то понял еще кое-что. Но на это потребовалось время. Прости меня, что времени потребовалось так много. К сожалению, я иногда бываю преступно туп.

— Ты что… — прошептала Рената.

И еще она прошептала:

— Голубиная почта…

Андрей же ничего не сказал, потому что понял и это.

И тогда Рената наконец позволила себе разрыдаться. Рыдать, уткнувшись Андрею под мышку… Ах, это, пожалуй, искупает даже причину горя!

— Полный аншлаг, — сказал Эдгар Смог. — Слезки делают тебя суперсекси…

Он стоял за спиной Андрея — странно — нет, конечно, не странно — что Рената с Андреем, продолжая стоять в дверях, даже не слышали поднявшийся лифт…