Читать книгу "Нерассказанная история - Моника Али"

Глава 16

3 июля 1998 года

...

Дорогой Лоуренс!

Надеюсь вы это одобрите. Мистер Уокер был готов продлить аренду еще на шесть месяцев (как вы и предсказали), но мне было необходимо уехать. В Грейвелтоне я задыхалась. Честно говоря, я не могла провести там и лишней минуты.

Я кажусь вам неблагодарной? Но я ни за что не хотела бы, чтобы вы так считали. Вы утверждали, что мне нужно место поспокойнее, чтобы отдышаться. Уверена, что вы были правы. Вы всегда правы. Так или иначе, я по-прежнему в Северной Каролине и сняла квартиру в Шарлотте, в большом здании в самом центре города. У меня такое чувство, словно я свернула за угол и начала совершенно новый отсчет. Думаю, что вы должны это знать. Всю прошлую неделю (я пробыла здесь три с половиной) я ни разу не плакала. Слезинки не проронила. И я не могу никому это сказать. Кроме вас. Лилиан, моей соседке напротив, семьдесят шесть. Она держит трех черепах и играет в маджонг со своими приятельницами. В тот день, когда я переехала: два чемодана, три коробки, – она пришла ко мне с орхидеей в горшочке и бутылкой омерзительной шипучки. Такой сладкой, что зубы заныли. Но мы все равно выпили ее, устроившись на балконе, и она рассказывала мне о курсах итальянского, которые посещает. В ноябре она едет в Рим и Флоренцию и к этому времени рассчитывает свободно объясняться с тамошними обитателями.

Я же сидела и думала, какие у меня цели. Тогда и решила больше не плакать целыми днями. И теперь продержалась целую неделю. Жаль, что вас нет здесь. Наверняка вы похвалили бы меня.

Мне нужно так много вам сказать. О многом поговорить. Я трижды пыталась позвонить вам в марте, но, разумеется, знала, что причина только одна. Вы никогда меня не подводили.

Всю свою жизнь я была одна и повторяю себе, что в этом нет ничего нового. Одна после ухода мамы, когда папа совсем о нас не думал. Одна во дворце, одна в браке, всегда и всегда одна…

Нет, не волнуйтесь за меня. Я еще держу голову над водой. И не совсем безнадежна. Вы не зря потратили время. Это все, что я хотела сказать.

С глубочайшей симпатией Ваша Лидия.

7 июля 1998 года

...

Дорогой Лоуренс!

Мне нужно кое в чем признаться. Я звонила мальчикам. Но каждый раз натыкалась на автоответчик. Потом я попыталась представить, что бы вы сказали насчет этого. И только тогда сумела остановиться и больше этого не делать. Так что, как видите, вы по-прежнему со мной. И по-прежнему делаете для меня все. Если сосредоточиться, я совершенно ясно слышу ваш голос.

Лидия.

10 июля 1998 года

...

Дорогой Лоуренс!

Это не все, что я хотела сказать. Я хотела поблагодарить вас, но не знаю как. Зато точно знаю, что ни один человек на земле не сделал бы для меня того, что сделали вы. И никто не понимал меня так, как вы. Я вспоминаю, как пыталась сказать «спасибо» и как глупо это звучало. И как мы над этим смеялись… помните?

Иногда я проклинала вас за то, что не осмеливались говорить мне «нет». Могли бы сказать, что это невозможно. Почему же не сказали? Вы помогли мне потерять все. Разве так поступают настоящие друзья?

О, Лоуренс, что за черное у меня сердце! Я ненавидела вас за то, что помогали мне. Если бы вы только повернулись ко мне спиной и ушли!

Нет. Мне приходилось нелегко, и, возможно, вы это видели, хотя я ничего об этом не говорила. Во всяком случае, знайте: это благодарственное письмо. Не за то, что сумели выполнить наш «маленький план». За то, что все эти годы стояли рядом со мной и за меня. За то, что видели меня в худшие моменты жизни и никогда не осуждали.

Лучше поздно, чем никогда? Разве я не могла открыть рот, пока вы еще были рядом? Иногда я гадаю, могли ли мы быть счастливы вместе? А вы? Гадаете? Я знаю, что так оно и есть.

Со светлыми воспоминаниями

Лидия.

5 августа 1998 года

...

Дорогой Лоуренс!

Я несколько раз пыталась писать дневник. Вы утверждали, что мне это будет очень полезно. Но я предпочла бы говорить с вами, а не сама с собой.

У меня неприятности с Лилиан. Правда, меня это мало волнует. Кто она такая, в конце концов? Или это у нее неприятности со мной. Она открыла дверь утром как раз в тот момент, когда от меня уходил джентльмен. Мой вечерний посетитель. Всюду она лезет. Проводила его взглядом и, когда он зашел в лифт, сказала:

– Лидия, я действительно беспокоюсь за вас!

Какая наглость! Я сказала старой ведьме, куда она может идти со своим беспокойством. Что она понятия не имеет, о чем говорит, и что мне осточертело вмешательство в мою жизнь, спасибо большое, и буду очень благодарна, если меня оставят в покое.

Я абсолютно не терплю, когда мне указывают, что делать, а что – нет. И никогда не позволяю себя третировать, верно ведь? Одному Богу известно, как они старались. И если не сломали меня, то какой-то старухе в дешевых слаксах и мокасинах и подавно это не удастся. В следующий раз, постучав в мою дверь, она не дождется ответа.

Ей не следовало бы лезть в чужие дела. Иногда я нуждаюсь в обществе, и вы это понимаете, не так ли? Но я не могу довольствоваться старухой и тремя черепахами. Я еще молода и не ушла в монастырь. Какой смысл переезжать в город, если мне не позволено немного поразвлечься? Я бы подвела нас обоих, Лоуренс, если бы не пыталась жить полной жизнью. И не потерплю нотаций. Ни от кого!

И теперь готовлюсь провести ночь вне дома.

Ваша вечно надеющаяся Лидия.

25 августа 1998 года

...

Дорогой Лоуренс!

Я написала вам уже три письма, и вы ответили на каждое. Ну не странно ли? В последнем тон был несколько неодобрительным, что меня удивило. На вас это не похоже. Если будете продолжать так себя вести, я больше ничего вам не расскажу.

И буду жить, как хочу! Иначе в чем смысл того, что мы сделали? Скажите мне. Бьюсь об заклад, у вас нет ответа, верно?

У меня новый друг, Алисия. Она работает в «Скин дип», салоне красоты с солярием, и пообещала устроить меня туда.

Не смейтесь. Вы же знаете, что я часто сама накладывала себе макияж. И говорили, что мне полезно поработать. Алисия утверждает, что меня можно научить накладывать маски, выщипывать брови и удалять волосы воском, на все это уйдет всего несколько недель. Представляете, мне будут платить деньги за интимные прически! Что тут плохого?!