Читать книгу "Властитель душ - Ирен Немировски"

— И это неправда! Нет! Тысячу раз нет!

— Тогда почему вы вернулись?

Вардес молчал.

— Ведь вы теперь живете нормальной, полноценной жизнью?

— Да.

— Так для чего же я вам понадобился?

— Погодите, — голос Вардеса звучал пронзительно, — за два прошедших года все улучшения, которых вы добились, сошли на нет. И если сегодня я опять у вас, то это свидетельство моего отчаяния. Я перестал вас бояться.

Он помолчал и повторил:

— Да, больше я вас не боюсь. Игру, в которую вы со мной играли, невозможно начать сызнова. К тому же я написал письмо, оно в верных руках, и как только… Жалоба будет подана немедленно!

Лицо его напряглось, покраснело.

— Успокойтесь и немедленно замолчите, — тихо и властно произнес Дарио. — Ваши слова, ваша ненависть — яд, вы нравственно себя отравляете.

— Затеяла все Элинор, не так ли? — спросил Вардес гораздо тише. — Я не могу на нее пожаловаться, в мое отсутствие она безупречно справлялась с делами. Но сделали вы все это вместе…

Дарио перебил его:

— Вы хотите меня оскорбить и попросить помощи? Поверьте, мне известно лучше вас, в каком вы состоянии. Я не сомневался, что однажды вы вернетесь. Только я способен вас успокоить.

— Так оно и есть. Хотя я знаю, что вы — мерзавец и способны не только задумать, но и хладнокровно совершить преступление. В отношении меня вы его совершили. Но при этом вы единственный можете меня спасти, если спасают наркотики и алкоголь.

— Ваши обвинения — постыдная клевета, — ласково сказал Дарио. — Или бред сумасшедшего.

— Нет, не бред. Да, я ваш пациент, но при этом я… я был Филиппом Вардесом. И я знаю, что такое деньги. Вы меня продали, сдали моей жене, связав по рукам и ногам, за миллион франков, она заплатила треть, остальное, похоже, заплатил совет директоров, который хотел избавиться от меня и моих, слишком дерзких для кризиса, планов. Вот и вся правда.

— Мне было больно, но я неукоснительно выполнил свой врачебный долг. Изоляция, хоть и принудительная, была вам необходима. Вы сами признали, что вам стало хуже с тех пор, как вы со мной расстались.

Вардес гневно выпрямился.

— Не дурите мне голову! Здоровое питание, свежий воздух, отсутствие алкоголя, безусловно, улучшили мое состояние, но вы не хуже меня знаете, зачем люди вроде меня обращаются к вам — мы хотим жить, как нам нравится и при этом не мучиться.

— Есть зеленый виноград и не чувствовать оскомины, — пробормотал Дарио.

Он прикрыл глаза.

— Дело в том, дело в том… Уже много времени. Я обедаю в английском посольстве. Вы хотите по-прежнему у меня лечиться?

— Я хочу попробовать! Хочу выздороветь! Но повторяю: жалоба прокурору республики лежит у моего нотариуса. При первой попытке, первом шаге против меня разразится скандал. Я спокоен — ваших коллег обрадует возможность заставить вас расплатиться за нажитое состояние и почести, которые так вас изнуряют. — Он иронически кивнул на ордена Дарио. — На этот раз вы дорого, очень дорого заплатите за попытку лишить меня свободы. Но представьте, я уверен, что вы и пытаться не станете. Подобные вещи удаются только однажды.

— Повторяю, — проговорил Дарио ледяным тоном, — мрачный заговор против вас — плод больного воображения. Вы страдаете. Вы обратились ко мне. У меня есть возможность вас успокоить. Этой же ночью вы заснете без страхов, без дрожи ужаса. Что вы можете мне сообщить о своем теперешнем образе жизни?

— Со стороны он совершенно нормален, но ко мне вернулись ночные приступы страха и стали еще мучительнее, чем раньше.

— Участились? Два-три раза в месяц? Или чаще?

— Каждую ночь, — простонал Вардес.

Он побледнел, губы у него дрожали.

— Страх, который меня мучает, полагаю, знаком любому человеку, но у меня он невыносим: я боюсь смерти.

Он деланно расхохотался.

— Вы только представьте себе, доктор! В моем-то возрасте подростковая фобия! Я же воевал. И знаете, никогда не трусил, напротив, был смел, отважен. А сейчас боюсь смерти. Боюсь! Нет! Это слишком слабо сказано. Я ложусь и не могу вытянуться в постели, мне сразу представляется гроб. Не могу погасить свет, иначе мне видится темнота, в которой я окажусь под землей. Не могу закрыть глаза, боюсь, что больше их не открою. Если простыня прикоснется ко рту, я… Я боюсь сесть в машину, боюсь железной дороги, самолета. Мне все время снится один и тот же сон.

Он медленно провел рукой по лицу.

— Мне снится разрушенный бомбежкой город, горят дома, я иду по пустынной улице, вокруг груды обломков, охваченных пламенем. Я избавлю вас от описания подробностей, вы понимаете сами, не в них главное… Слышу женский плач, стоны раненых… Вопль одной девки, ужасной, крашеной девки… — он вздрогнул, — звенит у меня в ушах до сих пор. Потом я вижу окно, вижу женщину, она наклоняется, манит меня… Лицо у нее меняется. Иногда я вижу Сильви, совсем молоденькую. Я поднимаюсь, говорю, что меня ищут, прошу спрятать меня… Потом сон превращается в кошмар, кишащий чудовищами. Не знаю, почему я обвиняю эту женщину в предательстве. Во мне просыпается гнев, знаете, даже не гнев, а слепая ярость, жажда все смести, уничтожить. Я толкаю женщину к открытому окну, но не успеваю столкнуть ее, увидеть, как она летит в пустоту, — просыпаюсь. Но это бы ничего. У меня бывают галлюцинации, еще страшнее, еще ужаснее.

Дарио подошел к Вардесу и ласково положил ему руку на плечо.

— Ложитесь вот тут на кушетку. Ничего больше не говорите. Ни единого слова. Видите, я кладу руку вам на лоб. Я успокаиваю вас. Слушайте мой голос. Отчаяние уходит. Возвращается радость. Вы поправитесь. Я спасу вас.

30

В холле кабаре Дарио на секунду задержался. Прикрыл глаза и вдохнул теплый аромат надушенных мехов. У него свидание с Надин Суклотиной. Теперь она ему открыто изменяла. Изменяла с самого начала, он не заблуждался на ее счет, но до сих пор соблюдала правила благопристойности. Пока женщина дорожит мужчиной, у нее одна манера быть ему неверной, но как только он стал ей безразличен и она больше не заботится о том, чтобы он ее не бросил, манера меняется. У Дарио был богатый любовный опыт, он мгновенно уловил перемену, как любитель музыки с первой ноты узнает знакомую тему.

Он вошел в узкий длинный зал с серыми стенами и фиолетовыми диванчиками. Столики жались один к другому. Надин еще не было. Да и придет ли она?

За соседним столиком сидели двое мужчин и две женщины. Мужчины, крупные полные, с орденскими лентами в петлицах, с видимым оживлением тихо беседовали между собой. Дарио слышал известные имена, крупные суммы. Говоривший всякий раз выдерживал паузу и обменивался с собеседником счастливой улыбкой. Так обычно обсуждают красоты пейзажа с любителем природы или картины с ценителем живописи: собеседник понимал приятеля с полуслова, представлял подробности и, млея, вздыхал.