Читать книгу "Короли Альбиона - Джулиан Рэтбоун"

Рядом со мной на передней палубе сидит юнга, двенадцатилетний мальчишка с изувеченной рукой — он сказал мне, что после падения с мачты в его первое плавание перелом неудачно сросся. У мальчишки темная, как у арабов, кожа, хотя на самом деле он уроженец Лондона, или, точнее, Дептфорда, деревушки под Лондоном, на южном берегу. Он рассказывает мне о каждом местечке, мимо которого мы проплываем.

Сперва мы едва различаем низкие и плоские берега, они еще слишком далеки от нас, но постепенно река сужается и начинает петлять, как делают все реки, нам попадается по пути все больше поселений Грейвзенд и Тильбюри, Гринхит и Перфлит, Теймсмид и Грикмут. Кораблей и лодок появляется все больше, или это кажется, поскольку здесь становится довольно тесно: мы видим и каравеллы, вроде нашей, некоторые прибыли из дальних мест, видим плоскодонки и рыбачьи лодки, плетенные из ивняка, большие рыбачьи суда с тянущимися за ними сетями, баржи и ялики.

Лорд Джим (это прозвище, а не имя, ведь на самом деле этот мальчишка вовсе не лорд) показывает мне людей, которые пробираются на деревянных подошвах по оставленной отливом отмели, — на излучине реки, на участке земли, существующем от отлива до прилива, они собирают устриц, гребешки и мидий, другие люди добывают водоросли в тех местах, где в нашу реку вливаются мелкие притоки, — эти водоросли они сушат и кроют ими крыши. Мы видели также ангары и эллинги для строительства лодок, видели мельницы, колеса которых вращает вода большой реки. Хотя давно наступила зима и на холмах у Вулвича и Гринвича лежал снег, всюду кипела жизнь, за исключением лишь оставшегося по левую руку от нас болота Багсби Марш, дурного, проклятого места, окруженного со всех сторон петлей реки. Из болота поднимался ядовитый газ, там мелькали зловещие голубые огоньки.

Внезапно мы погрузились в страшную, противоестественную тьму. Солнце, только что светившее прохладным, но все же достаточно ярким светом мне приходилось даже заслонять от него глаза, — превратилось в красный диск, плавающий в черноте.

— Что случилось? — спросила я, в уверенности, что наше прибытие отмечено солнечным затмением или иным небесным знамением.

— Ничего, — с удивлением ответил Лорд Джим.

— Но стало совсем темно, солнце почти исчезло.

— Это просто смог туман над городом. Зимой, особенно в морозные безветренные дни, этот туман окутывает все словно одеяло. Иногда бывает такой густой туман, что посреди дня даже руки своей не разглядишь.

Медленно-медленно мы огибали очередной остров, приближаясь к правому берегу. Остров казался довольно болотистым, однако его покрывали груды, можно сказать — горы отходов. Некоторые из них горели, добавляя свою струю дыма к поглотившему нас туману. Я почувствовала отвратительный, тошнотворный запах вонь гниющей и горящей плоти.

— Собачий остров, — пояснил Лорд Джим, прикладывая к уху ладонь, чтобы лучше слышать. Я тоже начала различать унылое тявканье и завыванье, а вскоре и разглядела в тумане тощие фигуры больных, обреченных на смерть животных — одни из них выползали на берег и лаяли на нас, другие рылись в грудах отходов.

Река вновь совершила поворот, а затем пару миль мы плыли прямо. Солнце заходило, поверхность воды, там, где она смыкалась с дымкой смога, окрасилась в красный цвет — неровно, брызгами и зигзагами, в зависимости от того, как свет падал на гребешки волн. Казалось, в бархатистую ткань воды вонзили кинжал и хлынула кровь. Справа сквозь дым и туман проступили четыре высокие башни, накрытые треугольными крышами из черной черепицы или свинца. Башни окружала крепостная стена, построенная на невысоком холме. За стенами к небесам поднимался тонкий, изящный шпиль большую часть дня мы видели этот шпиль на горизонте, а теперь приближались к нему.

— Лондонский Тауэр, — провозгласил Лорд Джим. — А это собор Святого Павла.

Настала пора бросать якорь на ночь. Капитан подвел судно к гавани на южном берегу, и Марч созвал нас всех к главной мачте.

— Сегодня мы ночуем на борту, — громко и решительно заявил он. — Ночью опасно ходить по городу без стражи, и уже поздно искать подходящую гостиницу. Утром поднимемся пораньше и решим, что делать дальше.

Солнце нырнуло за линию домов, видневшихся позади башен Тауэра, и наступила тьма. Единственным источником света был факел в руках одного из матросов, да тускло светились окна на том берегу реки — казалось, там больше огоньков, чем на небе. Река избавилась от багрянца, но теперь в цвет крови окрасился западный край неба.

Утро — еще одно волшебное утро, похожее на тот день, когда мы прибыли в Кале. Небо чистое-чистое, бледно-голубое, не ярко-голубое, как поутру в Виджаянагаре, а ближе по цвету к аквамарину. Дым очагов, белый, если жгли дрова, либо черный, если горел уголь, поднимался совершенно прямыми вертикальными струями из десятков тысяч труб и казался нитями, вплетаемыми в уток. Иней сверкал на черепичных крышах, покрывал камни и плиты словно стекло. Соломенных крыш нигде не видно — оказывается, в городе запрещено использовать при строительстве солому из страха перед пожаром. Между домами лежат длинные, черно-пурпуровые тени. Но больше всего меня изумляют крошечные кристаллики льда, покрывающие все канаты, все брусья и на нашем корабле, и на соседних.

Миг полной тишины. Но вот ниже по течению реки краешек солнца выныривает из воды, наполняет небо золотым блеском, и река, которая вечером текла кровью, теперь течет жидким золотом. Город мгновенно оживает: звонят колокола, кричат петухи, на крепостной стене Тауэра раздается пушечный выстрел, и почти на целую минуту над водой повисает белый клуб дыма. Он не сразу рассеивается, ветра совсем нет. Появляется множество лодок — в них перевозят людей с южного берега на северный, а также множество товаров. У нашего причала уже возникли торговцы, они предлагают горячий хлеб, только что из печи, с расплавившимся сыром внутри, они торгуют соленой и копченой свининой (здесь ее называют «бекон»), протягивают чаши с подогретым и приправленным специями вином. Матросы рады возможности погреться и перекусить. Марч, пристроившись возле меня, говорит:

— Холодно, а? Дьявольски холодно! Поем и пойду, надо нанять мулов, перевезти ваш багаж. Ладно, справимся. В паре кварталов отсюда есть гостиница «Табард», там останавливаются паломники по пути в Кентербери. До апреля паломничество не начнется, полагаю, у них есть свободные комнаты.

Одним глотком Марч осушает кружку вина, покупает еще один горячий хлебец и сходит с корабля на берег, растворяясь в тени, точно в глубине пещеры.

И тут произошла странная вещь. На углу улочки Эдди приостановился и бросил медную монетку безногому нищему. Калека поглядел ему вслед, водянистые глазки заблестели, прищурились, он сморгнул набежавшую слезу и, все так же пристально уставившись в спину Марча, покачал лохматой башкой. «Чтоб меня!» — буркнул он, подхватил свои костыли и, с необыкновенным проворством перебирая длинными палками, покачиваясь всем телом в воздухе, точно цапля или журавль, устремился куда-то вдоль берега, вверх по течению.

Князь, Аниш и все прочие выбираются на палубу. Я повторяю им слова Эдди, и они тоже покупают себе еду и питье, однако вину они предпочитают теплое молоко. Али приказывает грузчикам вытащить наш багаж из трюма. Капитан заявляет, что багаж останется на борту, пока мы не расплатимся за проезд, и князь соглашается на это, поскольку не знает, сколько надо заплатить, и предпочитает спросить об этом у Эдди. Марч возвращается примерно через час — солнце поднялось немного выше, но не слишком. В здешних широтах оно совершает свой путь по низкой дуге.